Красавчик с луком
Beau with a bow
Опубликовано в "Daily Mail Weekend Magazine", 9 сентября 2006 года. Автор Rebecca Hardy, перевод Ketvelin

Сканы / фото

Читайте также:

Система Orphus

Ричард Армитидж самый горячий романтический герой, взорвавший наши экраны впервые после того, как Колин Ферт сыграл мистера Дарси. Играя сейчас одну из ведущих ролей в зрелищном новом сериале Би-би-си «Робин Гуд», он рассказал Ребекке Харди, почему изо всех сил пытается быть верным.

Ричард Армитидж думает, что влюблен, но он не уверен. Он был в отъезде на съемках сериала «Робин Гуд» канала BBC-1 в Будапеште шесть месяцев, поэтому все было… нестабильно. Все же, сама мысль о том, что Ричард может быть влюблен, неизбежно вызовет истерику среди нескольких тысяч обожающих его женщин.
Ричард самый горячий актер исторических драм после мистера Дарси, сыгранного Колином Фертом. Когда он решительным шагом вошел в общественное сознание в качестве Джона Торнтона, задумчивого владельца прядильной фабрики в драме Би-би-си «Север и Юг», женщины Средней Англии лишились чувств – они тысячами заходили на сайт Би-би-си, чтобы взахлеб поболтать о прелестях РА, как его окрестили. Преданные поклонницы, называющие себя «Армией Армитиджа», с тех пор создали свой собственный сайт, где подробно разбирали малейшие сплетни об актере. Поэтому для меня его любовное признание – сочный лакомый кусочек.

– Я думаю, что влюблен. Я не знаю, – говорит он. – Мы встречаемся чуть больше года. Мы дружили очень давно, после совместной работы над «Кошками», а потом сошлись. Она танцовщица, но я предпочел бы не называть ее имени, потому что мы встречаемся еще совсем мало. На данный момент все очень хрупко, потому что я часто в разъездах. Я побаиваюсь, что, если возьмусь за работу, для которой придется уехать из страны на продолжительный срок, то все пойдет коту под хвост.

Я встретила Ричарда в лондонском Музее Виктории и Альберта во время перерыва между съемками в Венгрии, где воры недавно украли мастер-копии записи «Робин Гуда», за возврат которых кинокомпания предложила 40,000 фунтов. Он играет злодея Гая Гисборна, поэтому Армия Армитиджа сможет лицезреть его в трико (что вызовет еще больше обмороков). Ричард, кажется, совершенно спокойно относится к пристальному вниманию.

– Люди спрашивают, изменило ли это меня, но я так не думаю, потому что меня не узнают, так что нет никаких проявлений внимания, кроме писем от людей, сообщающих, что им очень понравилась моя игра. Мне повезло, потому что я обладаю одним из тех типов лиц, которые люди не узнают.

Ричарду на самом деле не нравится его лицо. 

– Я думаю, что у меня странное лицо. Я всегда хочу выглядеть кем-то другим.

Он прав. Его лицо действительно странное. Большой нос, тонкие губы, но он по-прежнему лихой красавец: героически высокий и широкоплечий с пронзительными голубыми глазами. Хотя, что производит наибольшее впечатление, так это его крайняя благопристойность. 

– У меня очень строгий моральный кодекс, – говорит он. – Я верю, что – будь то Бог или нет – кто-то наблюдает за мной и надеется, что я могу быть лучшим человеком, насколько возможно, а когда отклоняюсь от этого пути, он недоволен.

Ричард очень беспокоится о недобросовестности. Страсть – это часть его грима, говорит он. Это постоянная борьба, чтобы оставаться верным. 

– Я думаю, что природа забавляется с парнями, – задумчиво говорит он. – Это несправедливо, потому что существуют инстинкты, животные так сказать, но все же стремимся мы к моногамии.
Я всегда подвергаюсь соблазну, но я уже привык к этому. Не думаю, что это когда-нибудь пройдет. Это очень мужской инстинкт и не важно, насколько ты убежден, что ты с кем-то в отношениях, инстинкт никуда не девается. Я твердо верю, что погоня гораздо более захватывающа, чем сам результат. Вся соль в развитии процесса.

Ричард любит себя подстегивать.

– Если не приходится бороться за что-то, тогда оно не стоит того, чтобы им обладать. Это та самая мантра: если каждый день вы не делаете что-то, что хоть немного вас пугает, то вы не вполне живете.

Ричард вырос со своим старшим братом, Крисом, в современном микрорайоне рядом с Лестером. Его родители Джон, инженер, и Маргарет, секретарь, жили скромно и тяжело работали. Он был ребенком-отшельником, который жил в мире собственного воображения и мечтал о приключениях. В 14 лет он убедил родителей отправить его в училище в Ковентри, где он смог развить свои музыкальные таланты. Школа была строгой, требовательной, что нравилось Ричарду, который играл на виолончели. 

– Я думаю, мне были необходимы те рамки. Вот почему я так люблю сниматься, потому что процесс съемки ограничен местом, к которому привязан, и это то, чему можно противостоять.
Правда, поначалу Ричарду пришлось противостоять самому себе. 
Я не чувствовал себя прирожденным исполнителем. Мне нравилось заниматься этим в одиночестве, но как только кто-то садился и смотрел на меня, мне это не нравилось. Перед выходом на сцену у меня потели ладони, меня трясло. У меня всегда было ощущение, что люди будут видеть меня наскозь или думать “Это не очень хорошо”.

После школы он стал сотрудником цирка в Будапеште на шесть недель, чтобы получить профсоюзную карточку, и начал играть в мюзиклах. В 21 год он решил переквалифицироваться в ЛАМДИ. 

– Именно тогда я стал готов к тому, что могу потерпеть неудачу. Я работал в музыкальном театре и прослушивался на роль в «Кошках», для которой был дублером в течение шести месяцев. Они должны были дать ее мне, но не дали. Это был удар в челюсть – они не оценили тяжкий труд, который я вкладывал. Для меня это стало фантастическим пробуждением, потому что в бизнесе все не так. Там не вознаграждают тяжкий труд. Как только это осознаешь, все становится намного легче, потому что перестанешь накручивать себя мыслями “Это так несправедливо”. Конечно, это несправедливо. И тем и привлекательно, потому что любой может прийти с улицы и быть тем, кем только пожелает. Я понял: причина, почему я не получил роль, была в том, что это стало для меня слишком просто. Я не заставлял себя.

Ричард влюбился в однокурсницу по ЛАМДИ.

– Это одно из тех мест, где ты раскрываешь себя, – говорит он. – Была еще пара девушек до этого. Одна в школе-интернате – она стала моей первой настоящей любовью, но ничего плотского между нами не было, потому что нас могли исключить. Так что нас просто связывали эти замечательные отношения.
Но среди парней был такой момент: если ты достиг 17-летия и все еще не имел нормальных сексуальных отношений, это было постыдным, и ты отчаянно пытался исправить положение. Все очень спешили с этим. Мне было 17. Это случилось с одноклассницей по время школьной поездки, когда мы спали в палатке. Для меня это все еще довольно сексуально, ведь то был первый раз. Я даже не испытывал к ней особого влечения. На следующее утро она всем рассказала. Мне было довольно неловко. Она не дразнила меня, но и не поздравила. Я подумал, что, наверное, был не на высоте.

Отношения с подругой из ЛАМДИ длились в течение всей учебы в колледже и до тех пор, когда Ричард присоединился к Королевской Шекспировской Компании в 23 года. 

– От мысли о служебном романе у меня мурашки по телу. Я полагаю, это может разрушить все, к чему ты стремишься, ведь, если ничего не выйдет [с отношениями], придется покинуть проект, поэтому я предпочитаю разграничивать [работу и личные отношения].
В театральной школе все получилось, потому что мы были максимально открыты друг с другом. Но у меня никогда не было ощущения, что она та единственная. По окончании учебы мы пытались оставаться вместе, но отношения в большей степени держались на том, кем мы были в ЛАМДИ. Когда стоишь на пороге своей карьеры, приходится быть безжалостным [в плане конкуренции]. Я был настолько сосредоточен на актерстве, что не уделял время отношениям.

Ричард паковал коробки на складе, когда узнал, что принят в Королевскую Шекспировскую Компанию.

– Получить там работу было важным этапом жизни, – говорит он. – Когда раздался звонок, в помещении никого не было, только я и коробки. У меня слезы текли рекой, потому что я не мог поверить, что мне больше не придется возвращаться сюда [на склад]. В понедельник утром я смогу отправиться в репетиционный зал и готовить Шекспира.

Он полтора года служил в КШК, где насладился кратковременными отношениями с девушкой из техперсонала, но так и не получил возможности сыграть ведущую роль. Он решил податься на ТВ, где продолжал существовать как исполнитель эпизодических ролей, не привлекая к себе взгляд мировой общественности.

– Довольно продолжительное время у тебя нет ролей. Это угнетает – когда семья и друзья постоянно спрашивают «Почему ты не работаешь?». Был период, когда я не играл полтора года. Я работал в развлекательном центре лазерных автоматов и был на подхвате в театре [вне сцены: за кулисами, в фойе]. Не то чтобы я впадал в глубокую депрессию, но был подавлен. Но я продолжал посещать драматический класс, чтобы не растерять навыки.
На одном из тех занятий я наконец обнаружил нечто настоящее внутри себя. Бывали легкие проблески прежде, но тогда на одном из занятий с американским режиссером я просто наткнулся на что-то. С того момента я словно стал бесстрашным, потому что знал, что это во мне есть. Я осознавал, что владею инструментом. Понимаю, звучит как клише, но это было сродни наркотику. Вроде «Я снова хочу испытать это чувство, потому что не могу этого сделать в реальной жизни. Не могу так кричать, потому что это нецивилизованно». Именно тогда я понял, что оно того стоит.

Первым крупным телевизионным прорывом для Ричарда стала роль в драме Би-би-си «Спаркхаус» четыре года назад. Она привела его к роли в комедийном сериале «Трусость» на ITVI. Затем, в 2004 году, он пленил сердца Средней Англии в качестве решительного, но молчаливого владельца фабрики Джона Торнтона в мини-сериале «Север и Юг».

– До этого обо мне никто ничего не писал, – говорит он. – До тех пор я не знал, производит ли какой-то эффект то, что я делаю. Но критики действительно разглядели те детали, которые я пытался вложить в своего героя. Актерство – это своего рода наркотик. Это адреналин.
Как-то я снимался в «Робин Гуде» в сцене верхом на лошади. Надвигался шторм, и лошадь была очень беспокойной. Меня это начало нервировать. Я отыграл всю сцену, а на следующий день проснулся с болью от макушки и до пят. Но это не имело никакого отношения к лошади. Все потому, что весь день я работал на адреналине. Когда я спешился, меня трясло. Адреналин – это наркотик, и ты ощущаешь, когда он тобой овладевает. В реальной жизни вы не испытываете особенно сильные эмоции постоянно, верно?

Что ж, актерство поймало его на крючок, и соскакивать с него он не намерен. Именно поэтому он так не уверен насчет дел сердечных.

– Я задумываюсь о браке, особенно после того как у моего брата родился сын. Я не хочу быть пожилым отцом, но это так странно. Мне всегда казалось, что я слишком эгоистичен, чтобы иметь ребенка, потому что был так сосредоточен на карьере. Затем решил, что не буду думать об этом, пока не обрету финансовой стабильности. Но из-за моей работы я никогда не ощущал финансовой стабильности.
Меня это пугает – мысль о том, что однажды мне придется устроиться на постоянную работу, чтобы поддерживать семью. Звучит нелепо, учитывая, что 99 % населения именно так и живут. Но на данный момент я могу позволить себе роскошь выбирать работу, потому что она удовлетворяет мои творческие потребности. И я буду заниматься этим так долго, как смогу.

Он должен встретиться со своей девушкой, а мы проговорили уже намного дольше договоренного. Ему предстояло наверстать полгода [разлуки]. Я выразила надежду на то, что у них все образуется. Он улыбнулся той улыбкой, которая заставляет сердца женщин Англии пропускать удар и сказал:
– Я тоже. 

Britu 1343 0
Оставить комментарий
ComForm">
avatar
Вверх