Фильм не может начинаться кадром счастливее, чем сидящая на скамье беременная женщина, бережно обнимающая свой живот. Мы вернемся к тому, что такое счастье, в последней сцене, но особенно в начале «Моей Зои», приятно сдержанная синематография оператора Стефана Фонтейна не дает нам покоя, вскользь намекая на тот факт, что блаженство мимолетно, хрупко, эфемерно. Размытыми картинками и ненавязчивыми сценами завтрака за семейным столом, укладыванием ребенка спать вырисовывается обычная комфортная рутина франко-американской Изабель средних лет. Мы видим, как она берет свою смышленую, говорящую на разных языках семилетнюю дочь Зои в школу в центре Берлина; мы следуем за Изабель по пути на работу, где она трудится медиком исследователем; когда она по телефону договаривается об условиях опеки с ее бывшим мужем-британцем Джеймсом. Стресс, веселье, ответственность, футбольные тренировки и посещение зоопарка – обычные элементы мозаики современной семейной жизни.

Отмеченный номинацией на Оскар сценарист, режиссер и актриса Жюли Дельпи безупречно исполняет роль матери, полной безудержной любви, неуверенности в себе и тревоги, чей мир сотрясается, когда что-то случается с «ее Зои». В «Вопросах и ответах» после мировой премьеры на фестивале TIFF-19 Дельпи объяснила, что фильм снимался десятилетиями, а началось все с разговора с ее тогдашним режиссером Кшиштофом Кесловским о судьбе, семье и потерях.

Ричард Армитидж (по-прежнему чувствующий себя в Берлине как дома благодаря «Берлинскому отделу») исполняет роль бывшего мужа Изабель, внешне жесткого, обозленного, неумолимого, даже злопамятного.
Пара придает новое значение понятию «непримиримые разногласия», спорит, шипит друг другу взаимные подозрения и обвинения. Как только вы решите невзлюбить Джеймса и принять сторону в войне роз, Армитидж демонстрирует нам иную часть Джеймса, намекая на другую сторону диссонирующей истории пары, добавляя нежную уязвимость, глубокую боль и понятное стремление к его потерянной семье. Позволяя проскальзывать их прежней любви, напряжение между двумя взрослыми становится обоснованным и оттого еще более печальным. В фильме редко можно увидеть всех персонажей в их полной человеческой сложности – тщеславии, ревности, эгоизме и т. д., – но сфокусированные сценарий и режиссура Дельпи, как и нюансы игры актерского состава, позволяют это сделать. Армитидж предстал на TIFF-16 в том же образе [отца, переживающего болезнь дочери] в фильме «Разум в огне», но здесь он превосходит себя, постепенно разрушаясь и разбиваясь на части одновременно с глубочайшим отчаянием и решительностью Изабель.

Тема трудности родительского долга активно прослеживается на TIFF и других фестивалях этого года (возможно, это признак когорты известных фильммейкеров среднего возраста), от Каннского триллера «Паразит» до научной драмы «Проксима» – с похожей завязкой, где испытывающие отчуждение ученые родители маленькой дочки справляются с принятием сложных решений, – и до неумолимого «Я была дома, но…» Ангелы Шанелек, драмы об усыновлении «Кровь пеликана» Катрины Геббе (оба представлены на TIFF), а также победителя Берлинале и участника Оскара «Крушители системы». TIFF по праву разместил «Мою Зои» в своей захватывающей секции Платформы с сильными и стремительными режиссерскими голосами.

Это седьмой фильм Дельпи, и, в отличие от всех других, которые я видела, он выделяется тем, что выходит далеко за пределы того же старого сюжета о неблагополучной семье и доводит его моральные и этические загадки до горько-сладкого конца. Когда случается кошмар для каждого родителя, у Изабель и Джеймса не остается семьи, чтобы разделить боль, не остается отношений, чтобы утешать друг друга или вызвать сострадание, помимо их собственной скорби. Краткие моменты попыток сближения стихают, затянутые водоворотом трагедии. Почему нет названия для родителя, потерявшего своего ребенка, задается вопросом Изабель. Ее собственная мать совершенно не выказывает поддержки, поэтому оба родителя остаются одни. Нет мелодрамы, нет музыки. Дельпи просто показывает, и мы следуем за ней.

Именно эта призма сугубо личного делает историю настолько выворачивающей наизнанку и убедительной. Кто-то может поспорить, что фильм больше о первом, чем о втором слове в названии (и я думаю, что Дельпи знает это), но опять же, камера Фонтейна помогает мягко удерживать нас от любой ограниченности, перемещаясь на лица других людей, страдающих или беспокоящихся о близких, в коридоре больницы. Боль и смерть обычны, человечны. Что необычно, так это категоричный отказ Изабель принять эту судьбу. Она настолько глубоко погрузилась в свою боль, что все становится мыслимым, любая граница – преодолимой. На ум приходят греческие мифы от Орфея до Бавкиды и Филемона. «Какой будет ее жизнь?» – спрашивает доктор, который заботится о Зои в конце. Вопрос обращен и к Изабель, и к Джеймсу.

Затем первый поворот сюжета (мягко говоря) подтверждает, что мы находимся в ближайшем будущем, где Изабель сама решит свою судьбу. Некоторые передовые технические гаджеты указывали на это ранее, но это не имеет значения, важно то, что мы всегда в присутствии Изабель. Даниэль Брюль и Джемма Артертон вступают в игру в качестве генетика и его жены, приводя нас к еще одному повороту, – этому уже немного сложнее следовать, но следовать мы будем на протяжении трех действий, которые могли бы быть тремя полноценными фильмами.

Вина, обвинения, эмоциональный ущерб, вечная надежда, основные вопросы права на жизнь, смерть, индивидуальность, отцовство, материнство, природу и воспитание – все это вплетено в плотный сценарий, но не отягощает фильм. То, что могло бы быть дидактическим болотом или игрой нравственности, напротив явилось абсолютно ясным, странно убедительным, совершенно не вызывающим осуждения исследованием родительства, создания семьи и выбора счастья, которое оставляет вас в ошеломленном и задумчивом состоянии.

Дельпи кладет перед вами свою историю и оставляет ее там. Я полагала, что у меня была обоснованная (и проверенная) точка зрения по многим из этих вопросов, но концовка (не итог) заставил меня содрогнуться.

by Jutta Brendemühl

«Моя Зои»: новая захватывающая картина сценариста, режиссера, звезды Жюли Дельпи [Рецензия TIFF]
Неслучайно в центре сюжета многих фильмов ужасов («Экзорцист», «Ребенок Розмари», «Бабадук») находятся родители, ведь нет ничего более пугающего, чем быть в этой роли. Одна из первых сцен «Моей Зои» Жюли Дельпи отражает этот ненавязчивый, постоянно сопутствующий страх живее, чем я когда-либо видел. Изабель (Дельпи), разведенная мать, работает, а ее дочь Зои (София Элли) проводит день со своим отцом Джеймсом (Ричард Армитидж). Изабель посылает пару сообщений, интересуясь, как дела, но Джеймс не отвечает. Пытается позвонить – ответа нет. Тут же, ни секунды не медля, она начинает искать в гугле информацию о том, не было ли каких-нибудь происшествий в парке, где они собирались провести день. В этом эпизоде Дельпи показывает две ключевые эмоции, сопутствующие участи родителя: 1) настоящая паника простого незнания того, что происходит, где твои дети, что они делают, 2) немедленные домыслы о самом худшем из возможных сценариев.
Фильм «Моя Зои» как раз и показывает переживание этого самого абсолютно худшего из всех возможных сценариев. Его первые эпизоды не слишком далеки от предыдущего опыта Дельпи в качестве режиссера – фильмов «Два дня в Париже» и «Два дня в Нью-Йорке», – это насыщенная диалогами, сосредоточенная на отношениях история, в данном случае скорее драма, чем сплетение драмы и комедии. Расставание Изабель и Джеймса произошло недавно, страсти еще не улеглись, они не способны уладить простые вопросы расписания совместной опеки без вмешательства [посторонних] и превращения разговора в ссору. Однако эти схватки, похоже, неизбежны для Изабель, которая согласна вытерпеть все, что угодно, лишь бы провести как можно больше времени со своей маленькой дочерью. «Как будто я упускаю половину ее жизни», – говорит она.

А потом, в одно утро, Зои не просыпается. Прошлым вечером она казалась слегка приболевшей, но температуры не было, и Изабель решила, что они справятся сами, а теперь она оказывается в машине скорой помощи, умоляя врача сказать ей, что случилось. (Эта часть фильма об отчаянии, подобного которому я не видел в недавних фильмах). Изначально они не могут ничего ей объяснить, она и Джеймс сидят в больнице, просто ждут, бессильные, беспомощные. Им говорят, что это аневризма. Что «активность мозга очень слаба на данный момент». Говорят, что она будет жить, «весь вопрос в том, что это будет за жизнь?».

Вы можете предположить, что Дельпи свернет на знакомую дорогу и все сведется к душераздирающей драме о конце жизни, праве умереть и о том, кто сделает этот выбор. И окажетесь не правы. Вместо этого она берется за вопрос, что если Изабель – ученый по профессии – не смирится, даже станет одержимой идеей «исправить» ужасную трагедию. И если вы готовы следовать за ней по этому пути, неожиданное превращение фильма во что-то вроде научной фантастики не покажется вам ни капли надуманным.

Вдумчивый сценарий Дельпи в некотором смысле театральный не по своему стилю, но по своему подходу – она развивает здесь масштабные идеи, разворачивая их в диалогах между доступными героями. У нее особый дар на естественное раскрытие предыстории – мы узнаем все детали развода в напряженные моменты ссор, умело оформленная расстановка акцентов, когда каждая сторона [конфликта] раз за разом повторяет свою, требующую переобсуждения, историю. (Иногда она чересчур обильно проговаривает некоторые моменты сюжета, второй половине сценария пошло бы на пользу быть немного сжатее).

Она остается в первую очередь актрисой, а затем уже режиссером, поэтому иногда ее съемка незамысловата, хотя никогда не навязчива. Но она мастер настроения. Понаблюдайте, как экспрессивно она использует звук и неожиданные врезки, или как применяет теплоту воспоминаний Изабель для того, чтоб показать стерильность больницы, создавая при этом один из сильнейших эпизодов фильма: этой бредующей по улице матери, протягивающей руку ребенку, который, похоже, никогда не подбежит, чтобы ее взять. В «Моей Зои» есть моменты, которые тяжело смотреть, невообразимые в их эмоциональной грубости. То, что Дельпи выискивает свой путь к финалу, который создает – и которого заслуживает, весьма немалое достижение.

by Jason Bailey