Шон: У этого парня замечательная карьера. Он сделал так много, но конечно же мы знаем его по «Ганнибалу». Прошу, поприветствуйте потрясающего Ричарда Армитиджа!

(Вопли, визги, аплодисменты.)

Ричард: Какое кресло мое?

Шон: Присаживайся, где удобно.

Ричард: Как делишки, Шон?

Шон: Довольно неплохо.

Ричард: Ну что, Шон, расскажи-ка мне о «Ганнибале».

Шон: Знаешь, я тебе вот что скажу: «Ганнибал»…

Ричард: Я возьму у тебя интервью.

Шон: «Ганнибал» взывает к фанатам – не знаю, согласишься ты со мной или нет, – это сериал о людях, которые пытаются наладить отношения. Одинокие люди, пытающиеся наладить контакт. (РА широко разводит руками, мол, зацените глубину мысли.) И в этом также состоит абсолютно очевидный гений Брайана Фуллера. Фишка сериала в том, что он словно создаваемое произведение искусства.

Ричард: Да, и очень хорошо продуманное.

Шон: Да. Что ж, добро пожаловать. Кажется, это твой первый визит [на комик-кон], так что мы отнесемся к тебе со всей нежностью. Для начала я задам несколько вопросов для разогрева, а затем вы, ребята... Эти ребята… Ты вообще счастливчик, потому что это один из умнейших фан-клубов. (Оборачивается к фанатам.) Не подведите меня. Даже не смейте. (Ричард «в ужасе» кусает кулак.) Один из умнейших фан-клубов. Вон там у нас стоит микрофон, и они зададут тебе немного интересных и очень дознавательских вопросов.

Ричард: Ни слова о политике.

Шон: Давай начнем с того, что заинтересовало тебя в актерской профессии. Ты учился в ЛАМДА, служил в Королевской Шекспировской Компании (КШК). Что в процессе взросления привлекло тебя, что ты пошел в актеры?

Ричард: Думаю, я чаще не в футбол с братом играл, а обычно читал книгу. Так что в моем случае все началось с истории. Чаще всего меня наиболее приводит в восторг работа, имеющая литературный источник. Работами, где я более всего преуспел, как мне кажется, были те, что основаны на литературе. Все они так или иначе имеют какую-то литературную основу, конечно. Но вот почему я так часто работаю над аудиокнигами – я люблю сесть и рассказывать историю. Для меня это своего рода начало конца.

Шон: Ты служил в КШК, соответственно обладаешь довольно сильной театральной базой, а также кино, ТВ и аудио, как ты говорил. И все они предъявляют разные требования к исполнению. Какие плюсы ты выделяешь в каждой и что предпочитаешь больше как актер?

Ричард: Отличный вопрос и часто задаваемый, но у меня нет на него ответа. Потому что я применяю одинаковые правила к каждой из дисциплин. Театр, пожалуй, единственное место, за исключением таких вот мероприятий, где ты моментально чувствуешь обратную энергетику. Когда работаешь перед съемочной группой или камерой, такой отдачи нет. А на сцене ты сразу чувствуешь, как зритель дышит синхронно с тобой, особенно если это драма или даже комедия. Например, я не часто участвую в комедиях, но играл в постановке в Нью-Йорке… (Силится вспомнить.) Три года назад? Около того. Так вот, ты не понимаешь, насколько она смешная, пока не сыграешь ее перед зрителем и сразу не получишь ответную реакцию. И это весьма притягательно. Но и требует большого вложения труда и энергии. 
Кино и ТВ я тоже люблю – за то, что можно очень медленно и детально собрать образ героя, по фрагментам, не спеша. Тогда как в театре ты на сцене всего лишь вечер, пару часов, и если ты провалился, то ты провалился. Так что мне нравятся все виды.

Шон: Ты сказал, что хотел бы поговорить о политике.

Ричард: Ага, давайте поговорим о политике.

Шон: Но я хочу поговорить о давних политических событиях. Буду пропагандировать Ричарда Третьего, классическую пьесу Шекспира. Ты не раз упоминал, что хотел бы адаптировать его историю для телевидения. Хотелось бы знать, как продвигается дело и насколько, по-твоему, точным было изображение Ричарда III Шекспиром. И как ты подходишь к этому вопросу?

Ричард: Ты как раз мне напомнил, что я должен был прочесть пьесу в самолете и совершенно забыл. Как ни странно, это адаптация «Дочери времени», которую я рассматриваю как потенциальную киноработу. Кто не знает, это современная, относительно современная книга, которая является адаптацией судебного процесса над Ричардом III, в ней он словно бы подвергнут суду. И это захватывающе. Потому что, полагаю, я слишком стар и высок, чтобы сыграть его самого непосредственно в контексте его реального времени. Наверное, я мог бы обойтись и пьесой Шекспира, но она была написана Тюдорами и является пропагандой с целью опорочить память о последнем короле из рода Плантагенетов. Но мне интересна сама пьеса, она увлекает именно потому, что это пропаганда. Смотришь нее и понимаешь, что все, что они говорят о нем, вероятно… правда, вероятно, совершенно противоположна тому, о чем повествует Шекспир.

Шон: Одной из твоих первых главных ролей была роль Гая в сериале «Робин Гуд». Когда играешь плохого парня…

Ричард: Я был увековечен.

Шон: Играя плохого парня, как ты подошел к исполнению этой роли, искал реализм и мотивацию? Или в силу того, что это семейное шоу, просто получал удовольствие, играя плохиша?

Ричард: Кстати, здорово, что ты вспомнил. Этот персонаж являлся фрагментом очень древнего литературного источника. Всего лишь страница, где упоминается этот персонаж – Гай Гизборн. Но мы развили это в сюжет из двух частей, которые следуют параллельно друг другу, ведь Гай и Робин современники, благодаря чему история приняла другое направление. Играть плохого человека, как и в случае с романом Томаса Харриса: они оба с чего-то начинают [Гай и Фрэнсис]. Череда событий их жизни выводит их в этом направлении. Как по мне, наиболее успешная идея для плохого персонажа – это когда он пытается быть хорошим, но терпит неудачу. Или когда его уводят в противоположном направлении. Для меня наибольшее удовлетворение играть персонажа, который очень старается совершить что-то благородное, но его утягивают вниз. Поэтому я немного одержим такими героями как Ричард III и Макбет, ведь они вроде хорошие люди, но в итоге творят жуткие вещи. И это меня завораживает. Они прямо как я. (Смех зала).

Шон: Итак, ты служил в КШК, затем после «Робин Гуда» участвовал в «Хоббите». Каково было работать над фильмом целых три года с такой актерской труппой, среди таких людей как Грэм Мактавиш, Кен Стотт, Джеймс Несбитт, Эйдан Тернер? Отличный микс из молодых и уже зарекомендовавших себя талантливых британских актеров. Но было ли ощущение действительно сработавшейся актерской труппы, учитывая трехлетний процесс съемок?

Ричард: Так и было, мы действительно хорошо узнали друг друга за эти 18 месяцев, а затем еще три года промо-туров с готовой кинофраншизой. Когда мы только прибыли в Новую Зеландию, то должны были приступить к съемкам в течение двух недель. Но тут Питер Джексон заболел, и им пришлось отложить начало съемок. Поэтому у нас было около шести недель до начала процесса. Нам сказали, можно уехать, отправиться отдохнуть. Некоторые решили полететь на Бали. А я остался, решил познакомиться с людьми, изучить местность. Затем у нас был довольно напряженный период тренировок, когда мы создали практически гномий военный отряд, изучая их походку, что они делают и как действуют в качестве отряда. Ведь гномы – нация воинов, так что мы наладили тесную связь между собой буквально в первые же дни и к концу съемок уже думали как один человек. Это было потрясающе.

Шон: На подобных съемках как они подходили к компьютерной графике? Ведь в тебе 188 см роста, да и Грэм Мактавиш парень немаленький. Ты работал с ним, он тоже отнюдь не низкорослый. И вы оба играете гномов. Как они это осуществили?

Ричард: Это сумасшествие какое-то. Мой отец до сих пор шутит, что я самый высокий из всех гномов. Да, они проводили множество компьютерных тестов, прежде чем мы приступили. Выяснили, что если просто программно сжать человека, он будет выглядеть не как гном, а как сжатый человечек. (Смех.) Поэтому они «надстроили» нас, чтобы сделать больше, прежде чем уменьшить. Изменили пропорции тела уплотнителями, сделали накладки на голову, ноги, чтобы при компьютерном уменьшении мы выглядели массивно. Ведь Толкин описывал гномов анатомически очень специфичными по отношению к эльфам, например. Все они были выверены до миллиметра, каждый персонаж обладал определенным ростом, и все это было очень тщательно спланировано. 

Шон: Когда присоединяешься к такой франшизе как «Властелин Колец» в «Хоббите», в какой степени ты ощущал на себе давление, берясь за роль?

Ричард: Весьма немалое. Меня тогда еще не было в соцсетях, и в некотором смысле это меня уберегло, т.к. я не проверял постоянно, что люди говорят. Мы были совершенно изолированы в Новой Зеландии. Но помню, когда только установили трейлер-парк в первые дни съемок, на холмах вокруг были замечены папарацци со здоровенными объективами, снимавшие рабочую базу, что странно. Вероятно, они хотели запечатлеть нас в костюмах и следили за всей территорией, где мы преображались, поэтому приходилось страдать и пробираться туннелями из шторок. Но вскоре они пропали. Питер очень хорош в контролировании своего рабочего пространства – он просто от них откупился, и они исчезли. Но на самом деле очень здорово было работать практически без вмешательства извне и даже собственного мозга, не пытаясь повторить что-то из других фильмов.

Шон: Просто для сравнения, как мы говорили ранее, Брайан Фуллер мастер в создании яркой визуальной картинки, как и Питер Джексон, создавший невероятные по своей визуализации миры в своих фильмах. Как он тебе в качестве креативного режиссера?

Ричард: Питер и Брайан оба уникальны. У них довольно разное чувственное восприятие, но глубоко внутри в них присутствует эта детская увлеченность тем, что они делают. Они дотошны до одержимости. Питер работает в цифровом и реальном мирах, находясь и там, и там одновременно. Он говорит тебе о том, чего еще не создал, но уже знает, как оно выглядит, осталось только создать это на компьютере. Тогда как Брайан, мне кажется, больше по материальному миру. На съемках «Ганнибала» я, к примеру, больше всего был впечатлен тем кимоно, которое носил Долархайд. Это был халат ручной росписи, и Брайан долго экспериментировал с ним, подбирал цветность. Даже татуировка имела 5 или 6 вариантов, пока он не остался доволен результатом. Когда с таким тщанием работает режиссер, это заставляет и других работать с аналогичной отдачей, он устанавливает очень высокую планку. Ты начинаешь думать о деталях, о которых никогда бы не стал задумываться. Потому что он внимателен ко всему, даже к вилке, которой ты ешь. Это здорово.

Шон: Продолжим о «Ганнибале». «ВК» – мощная франшиза, частью которой ты стал благодаря «Хоббиту». 

Ричард: Я увековечен.

Шон: Невозможно не попасть под ее чары. Все знают о «ВК». «Ганнибал» менее культовая франшиза, хотя тоже уже много лет на слуху. Как хорошо ты был знаком с ней до проб, и каким для тебя был этот процесс, когда ты согласился на роль?

Ричард: И снова отличный вопрос. Спасибо, Шон. Конечно же я был знаком с материалом по «Молчанию ягнят». Один из первых фильмов, на котором я сидел в кино, вцепившись в кресло и мечтая уйти. А еще местами «Мизери», эти фильмы вышли в один год. Я даже помню, что это был кинотеатр в Саутгемптоне. Помню, как выходил оттуда и думал, что больше никогда не хочу пройти через такое. А потом я посмотрел фильм «Охотник на людей». Я читал книги. Я знал о сериале, потому что лицо Хью Дэнси постоянно мелькало на нью-йоркских автобусах. (Хохот.) Промопостеры были такими впечатляющими. Я, признаться, не особо смотрю ТВ, поэтому сериал не видел, но, видя этот маркетинговый материал, я понял, что это событие, которое захватывает зрителя. А затем позвонил Брайан и предложил роль. Мы очень много говорили о персонаже. Я не был знаком с романом «Красный Дракон», я читал «Молчание ягнят». Он сказал, чтобы я ознакомился с персонажем Фрэнсиса Долархайда. Он пытался мне его охарактеризовать, но сказал, что это невозможно объяснить, надо просто прочесть книгу. И вот это как раз то, о чем я говорил: если мне дают книгу, я в нее погружаюсь полностью. И я столько потрясающей информации в ней обнаружил, что сразу сказал Брайану – это великолепный персонаж. Прочитав книгу и проведя некоторые дополнительные исследования, я пришел к выводу, что Харрис один из тех авторов, который идентифицировал психологию серийного убийцы. Возможно, задолго до того, как это сделал кто-то еще в литературной форме. Он один из первопроходцев, т.е. было много авторов криминального жанра с тех пор, как он проанализировал злодея так, как этого никто прежде не делал. Думаю, это то самое острие ножа, на котором мы оказываемся, когда смотрим сериал, потому что начинаем сочувствовать ему. Когда я читал книгу, то поймал себя на том, что сочувствую герою. И я подумал, это опасная территория, но надо дерзнуть. 

Шон: В плане выбора ролей ты предпочитаешь что-то, как в случае Долархайда, где ты можешь поработать с литературным источником, или как Ричард III, по которому опять же много исторического исследовательского материала. Или же это оригинальный сценарий, где ты можешь самостоятельно творить своего персонажа, привнося что-то свое?

Ричард: Мне предпочтительнее работать с готовым произведением, я люблю быть ведомым автором. Это интересно, потому что тебе рассказывают, о чем герой думает, что он чувствует, и ты уже работаешь, отталкиваясь от этого. У Харриса были фразы в описании Фрэнсиса Долархайда, которые я использовал, чтобы создать кое-что подходящее для сериала в условиях его современного контекста. Мне нравится, когда в моей голове звучит основной мотив, пока я работаю над созданием персонажа. А если дать мне чистый лист бумаги, я буду играть со всеми красками, какие есть, и может пройти целый год, пока создам что-то. Поэтому мне больше нравится, когда меня направляют. 

Шон: К слову об упомянутом тобой «Охотнике на людей». Создатели этого фильма не стали делать татуировку Фрэнсиса Долархайда, после пробной решив, что это будет слишком трудоемко. Как было в твоем случае? Они тоже делали много проб с разными дизайнами, пока не получилось так, как они хотели это видеть? 

Ричард: Кажется, процесс начался с того, что они сфотографировали мою спину, затем принялись работать с компьютерной версией дизайна, который впишется в очертания моего тела или даже улучшит их. Потому что мне не удалось привести свое тело в ту форму, к которой я стремился. В смысле, какая была описана в книге, ведь по сюжету герой имел невероятно атлетическое телосложение, а я не совсем дотягивал. Поэтому они слегка скорректировали меня татуировкой. Так что это была коллективная работа гримеров с Брайаном и мной, мы обыгрывали варианты, чуть увеличивали рога, думали, как обернуть хвост вокруг ноги и прочее. В итоге она была распечатана на специальной бумаге для татуировок и состояла из 5-6 частей, которые затем закрашивали распылителем на стыках. Это был очень кропотливый и деликатный процесс, т.к. кожа ведь меняет свойства в течение дня, нельзя нанести татуировку, надеть костюм и потом сниматься в конце дня. Нанеся ее, надо было тут же приступать к съемкам, иначе она просто осыплется. 
Самым классным моментом с татуировкой был, кажется, в конце сезона с человеком в инвалидном кресле, когда изображение проецировалось на экран и проецировалось непосредственно на его тело. В тот момент татуировка словно ожила. Вот тогда был очень напряженный момент. Мне кажется, тогда в голове Долархайда это была уже не татуировка, а его новая кожа. В его мыслях все приходило в движение. У меня есть пунктик насчет героев, которые хотят сбросить собственную кожу. Думаю, иногда нам всем этого хочется.

Шон: Огромное влияние на Долархайда, конечно же, произвели рисунки и картины Уильяма Блейка. Как много ты черпал из этого источника, работая над ролью?

Ричард: Много. Я неплохо знаком с творчеством Блейка, изучал его поэзию, когда учился в театральной школе. И в другом сериале, «Призраки», я уже играл героя, одержимого Уильямом Блейком. Но я больше знал его по картине «Навуходоносор», а «Красный дракон» была для меня в новинку. Я часто обращаюсь к иконографическому искусству, когда работаю над ролями. К работам Гойя. И его я тоже использовал, работая над Долархайдом, это очень помогло. Думаю, на автора оно также оказало влияние. Харрис тоже явно увидел что-то в работах Блейка.
Я ходил в Бруклинский музей посмотреть на картину. И подумал, что надо пойти туда в образе персонажа [мысленно]. (Смех в зале.) Помню, было начало года, жуткий холод. Кажется, мне удалось добиться персонального визита. (Снова смех в зале.) И они очень нервничали, когда я… (Еще больший смех в зале.) Она же не висит в общей экспозиции, надо просить отдельный показ. Ты заходишь в комнату, они надевают белые перчатки, вынимают ее из ящика. И они так пристально смотрели на меня в полном молчании. (Хохот в зале.) Выглядела она аппетитно. (Взрыв хохота в зале, Шон смотрит на Ричарда с завистливой улыбкой.)

Шон: Думаю, на этом моменте мы должны вспомнить очаровательную Рутину Уэсли. Думаю, персонаж Рибы был очень важным, потому что благодаря ей мы видели человечность в Долархайде, его вечную борьбу между добром и злом внутри него, между серийным убийцей и его любовью к Рибе. Как вам работалось в тандеме, как вы выстраивали это влечение на экране как актеры?

Ричард: Это всегда эксперимент, когда ты просто берешь двух актеров и говоришь им: «Давайте, создавайте химию». Знаете, это сродни лотерее, ведь мы могли и ненавидеть друг друга. Но она потрясающая женщина и актриса. Мы действительно наслаждались обществом друг друга. У нас было пару забавных дней, кажется, сцена поедания пирога была довольно веселой. В основном, потому что Брайан был одержим тем, как должен выглядеть пирог. (Хохот.) Как его следует резать. И у Рутины руки дрожали, когда она пыталась порезать пирог. А у меня пару раз рот был забит пирогом напрочь.
Затем мы провели очень холодный день в зоопарке. Это была одна из самых холодных зим. Думаю, та зима в Торонто была особенно морозной. Мы сидели в машине в зоопарке, перед сценой с тигром. В машине было очень весело. 
Однажды я увидел ее после ночной съемки, в 4 утра, после того как она отработала целый день, и у нее была большая сцена, очень напряженная, а она просто взяла и сделала это. И я подумал, эта девушка настоящий профессионал, она потрясающая. Я так рад, что она так преуспела после сериала, в «Королеве сахарных плантаций».