• Страница 3 из 4
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Форум » Ричард Армитидж » Биография Ричарда Армитиджа » Биография Ричарда Армитиджа. Часть 2.
Биография Ричарда Армитиджа. Часть 2.
LadyAragorn
Сообщение # 41 | 03.06.2017 | 21:55
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Ганнибал (3 сезон) / Hannibal Series (Season 3) (2015) — Часть 7

Ричард нашёл своеобразную, почти гипнотическую манеру для ухаживания Френсиса за Рибой. Возможно, потому что герой внешне очень тих, а она, будучи слепой, всё время прислушивается. Они как будто следят друг за другом и одновременно тянутся друг к другу. Когда Френсис привозит её в зоопарк и сообщает, что она может потрогать спящего тигра, у неё странный взгляд,— как будто она просчитывает наперёд какие-то вещи и понимает что-то лучше него. Потом она изучает тигра и явно понимает, что Френсис в это время изучает её. А он вдруг пугается и закрывает ладонью рот, когда она трогает тигра под животом, — как будто у него возникает аналогия с самим собой, либо он понимает, что она «видит» его наблюдения за нею... Возможно, и то и другое, потому что позднее она кладёт голову ему на колени и слушает его точно так же, как до этого наклонялась к тигру.


На первый взгляд, сцена с тигром кажется частью единого дьявольского плана, ловушки-сети, в которую Френсис улавливает Рибу, но это не так. Долархайд почти всегда действует спонтанно (кроме эпизода в музее, который он продумывает, прежде чем осуществить). Это Дракон бьёт целенаправленно, а Френсис всегда как бы на шаг позади дракона. И поездка в зоопарк кажется такой по-военному «выстроенной», потому что она необходима им обоим. Френсис — очень чувствительная и глубоко чувствующая натура (это не противоречит его маниакальной болезни). Он спонтанно понимает, что нужно Рибе, — сила и яркость нового впечатления. Это, конечно же, нужно и ему, но всё равно поступок его бескорыстен: он получает наслаждение, наблюдая за наслаждающейся Рибой, когда она гладит зверя.
Ричард полагал, что именно эта сцена, а не тот фактор, что Риба слепа, стал решающим в его отношении к ней: «Потенциально она становится его следующей жертвой, но он борется, чтобы этого не произошло». Именно это сделало Долархайда привлекательным для актёра, и он «никогда не рассматривал его только как плохого парня. Я рассматривал его как сильно истерзанную душу; человека, который влюбляется в девушку, что, думаю, его очень пугает!»



Кажется, Ричард решил показать, что любовь парадоксальным образом стала вершиной счастья для этого человека и одновременно началом его личностного краха. Именно страх перед возникшей любовью роковым образом ускоряет превращение Френсиса и Дракона. Интимная сцена — перелом для Френсиса, роковой момент, подтверждающий, что для таких, как он, любовь недоступна: «…Тот момент, когда происходит разделение сознания. Френсис и Дракон становятся самостоятельными личностями». Но эти личности не существуют безразлично друг к другу, потому что относятся к одному человеку, и относятся по-разному: «Френсис отказывается отдавать Рибу Дракону. Он вступает в отчаянную схватку со зверем…»



Ганнибал

Ричард понимал, что всесторонний анализ внутреннего мира его героя сделают Френсиса не односторонним маньяком, а объёмным и неоднозначным персонажем. И это станет основанием, чтобы повернуть зрителя лицом к нему и даже вызвать какие-то положительные чувства: «Мне кажется, самая пугающая вещь в этом человеке... вернее, в том, кто был внутри его разума или в какой-то части... это то, что вы слегка влюбляетесь в него. Вы видите, какая у него трагическая жизнь, и хотите лучшего для него, несмотря на ужасающе тёмные вещи, которыми он увлечён, вы хотите, чтобы он от них избавился. Вы хотите, чтобы он выбрался на другую сторону. Именно этим и занимается Уилл Грэм в этой истории. Он видит, что этого человека ещё можно спасти, что искупление для него ещё возможно, тогда как Ганнибал стремится к другому — хочет столкнуть его в тёмную бездну».

Действительно, в романе Харриса между Уиллом и Ганнибалом идёт битва за душу Долархайда. Но в фильме акценты существенно смещены: Френсис рассматривает Уилла как конкурента в отношении к Ганнибалу. Ричард нашёл этому объяснение: «В книге Долархайд очень автономный персонаж и они никогда не встречаются с Ганнибалом по-настоящему и не имеют никаких общих действий. Конечно в сериале, который называется “Ганнибал”, в котором даже у Уилла Грэма есть его черты, такого автономного героя не сыграть. Поэтому здесь строится модель, в которой Долархайд находит своё место в такой части истории, когда он может связаться с Лектером и играть против Уилла Грэма. И это становится очень опасным треугольником с Уиллом, который пытается предотвратить следующее убийство и таким образом сберечь Френсиса Долархайда, и Ганнибалом, который толкает его прямо к краю пропасти. Он хочет, чтобы Долархайд перевоплотился в Дракона, хочет увидеть такой необычайный эксперимент, эту удивительную попытку перевоплотиться. Поэтому Ганнибал заботится больше о том, кем становится Доллархайд, нежели о самом жестоком преступлении. И, к сожалению, следующая мишень — это семья Уилла Грэма, которая воссоздана прямо по книге. Поэтому всё здесь основано на романе, но в совершенно новой интерпретации».
Таким образом, в фильме Лектер понимал, что Френсис остался ребёнком, не различающим добра и зла, а посему толкал героя на убийство Уилла с целенаправленной маниакальностью. Книжный Френсис решил убить Грэма, потому что тот слишком много о нём разнюхал и стал опасен. В кино же всем манипулирует эстетствующий каннибал.

Ганнибал — воплощение агрессивной силы, которую Френсис ощущал с детства и привык к ней. По сути, получается, что Ганнибал стал для Френсиса своего рода “компенсацией”, “замещением”, необходимым продолжением агрессивного окружения детства, направив эту агрессию не на него, Френсиса, а на других. И Френсис начинает чувствовать приближение Дракона только потому, что желает встать рядом с Ганнибалом.
Во время разговора по телефону с Ганнибалом лицо Френсиса напоминает лицо фаната — не влюблённого, а именно фаната, которого разрывает восторг от мысли, что он, наконец, приблизился к кумиру и тот узнал о его существовании, и даже больше того — услышал, вступил в разговор... Но поскольку у Френсиса все чувства не вполне адекватны, детские, то логично было показать это, как если бы ребёнок воочию увидел Санта-Клауса.


Основное отличие Френсиса от Уилла и Ганнибала — в личностной несамостоятельности. И не потому, что он преступник, а именно в силу его болезни: «Долархайд — тот, кто связан своим прошлым. Похоже, он пытается идти путём, где он вроде как связан со своим прошлым, но также пытается сам строить свою жизнь, как всем нам хотелось бы. Но его прошлое слишком исковеркано, с самого начала. Он не понимает, что становится неким посредником между Уиллом Грэмом и Ганнибалом Лектером, в упрощённом смысле. Конечно, Долархайд не подозревает об этом. Ему известен только висящий на тонкой ниточке контекст его отношений с Ганнибалом. И, безусловно, Ганнибал может использовать свои психологические навыки, чтобы пробраться в голову Долархайда». В то же время, сам Ганнибал понимает, что Френсис — не совсем игрушка, но и собеседник, потому что болезнь его такова, что никакой чудовищный, дьявольский гений не способен им манипулировать постоянно. В свою очередь. Френсису важно не только взаимопонимание Ганнибала, но и его признание. Поэтому он и прислушивается к нему, и стремится выйти из-под контроля. А введённый в сериал мотив душевного сходства Уилла и Ганнибала только усилил агрессию Дракона и сделал кинонный финал неизбежным.


Но Ричард полагал, что этот вариант также привлекателен: «Это трудно, когда вы думаете, что знаете, как всё заканчивается. Я всегда знал, что конец будет слегка отличаться от книги, и он отличается от книги. “Симфония” Брайана заканчивается более красочно, чем у Томаса Харриса, что здорово». После борьбы с такими проявлениями зла остаётся пепелище; добро тоже устаёт и может победить только ценой самого себя.



Награды:
«Сатурн», 2016 г. (победитель)
Ричард Армитидж - лучший актёр второго плана.


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Воскресенье, 04.06.2017, 10:30
Ketvelin
Сообщение # 42 | 15.06.2017 | 15:22
Группа: Друзья
Сообщений: 3153
Offline
 Любовь, любовь, любовь / Love, Love, Love (2016) — Часть 1



Демонстрация: 22 сентября — 18 декабря 2016 г.
Автор: Майк Бартлетт
Кеннет — Ричард Армитидж
Сандра — Эми Райан
Генри — Алекс Херт
Джейми — Бен Розенфельд
Роз — Зои Казан

Вторым возвращением Ричарда на сцену стал спектакль «Любовь. Любовь. Любовь», поставленный Roundabout Theatre Company на Манхэттене. В прессе неоднократно замечалось, что это театр, не входящий в Бродвейское сообщество, однако актёр полагал, что нашёл то, что нужно: «В Нью-Йорке “Roundabout” ближе всего к тому, что я понимаю под хорошим репертуарным театром. Я знал о существовании “Roundabout”, сколько себя помню. Поэтому да, быть приглашённым в семью “Roundabout” действительно прекрасно». По словам Ричарда, то, что он оказался в этой труппе, не случайность: «Я уже некоторое время присматривался к Roundabout. Пару лет назад я познакомился с заведующим актёрским отделом Джимом Карнаханом, и он стал моим очень верным сторонником. Он дважды приходил посмотреть “Суровое испытание” в Лондоне. Роль пришла ко мне в нужное время. Я пытался поработать с Маклом Майером и Майком Бартлеттом. Мы с Майком вышли из одной среды. Чем больше я узнавал его, тем больше понимал, что мы относимся к одному поколению, у нас одинаковые интересы и в своём роде одинаковый философский подход к жизни. Эта пьеса отлично вписывается в мой мир. Она оказалась как раз к месту».



Охватывая период более четырех десятилетий, чёрная комедия «Любовь. Любовь. Любовь» рассказывает о том, что происходит, когда двое молодых людей, проповедовавших свободную любовь в 60-х годах, сталкиваются лицом к лицу с суровой реальностью сегодняшнего мира. Переводя их от страсти к безразличию и от безразличия к паранойе, пьеса рассказывает, что ждёт поколение бэби-бумеров, когда оно выходит на пенсию и осознаёт, что жизнь намного сложнее, чем казалось в юности.

На первый взгляд, это типичное бытописание. Но лишь на первый взгляд. В пьесе есть некоторые особенности, делающие её крайне интересной для актёров и, значит, для зрителей. Во-первых, редкая возможность сыграть своих героев в разных возрастах, не передавая роль партнёрам. В трёх актах Ричард выходил на сцену девятнадцатилетним, сорокалетним и шестидесятилетним. «Всё как бы начинается в репетиционном зале. Я не слишком беспокоился на этот счёт. Просто погрузился в первый акт, потому что именно с него мы начинали. Ясно, что это другое время... у персонажа другая энергетика, так что я просто позволил, чтобы о возрасте персонажа говорили его скорость и внешний облик, а также модуляции голоса и физическая сила. Во втором акте персонаж является моим ровесником, поэтому этот вопрос ушёл на второй план. Что до третьего акта, то опять же в пьесе Майк всё разложил по полочкам. Там есть ощущение, что герой слегка отрешён от мира и медленнее двигается. А ещё мы поработали над мелкими деталями. На мне были тапочки и кардиган, от которых мы в конечно счёте избавились. Они стали просто реквизитом, который помогает в процессе репетиций. И опять же, надо просто прислушиваться к скорости пьесы и позволить персонажу двигаться вместе с ней».
Несмотря на то, что актёры ощутимо пользовались гримом, возрастное различие смотрится всё же довольно условно, — это, скорее, театральный вариант, не подходящий для кинематографа. Но Ричард нашёл этому и другое объяснение: «На самом деле я работаю против возраста, потому что чувствую, что становясь старше, мы немного сопротивляемся этому. Мы можем выглядеть пожилыми или старыми, но это действительно прекрасно, как Майк вплетает всё это в те воспоминания и отсылки в третьем акте. Сандра (Эми Райан) упоминает, как лежит в саду, а в первом акте о том, как лежала на траве и была застигнута полицейским. То есть, он действительно дарит вам вспышку памяти в репликах. Всякий раз, когда героиня говорит это, я просто представляю её такой, какой она была в первом акте в этом ярком розовом платье».



Вторая особенность состоит в том, что в пьесе показана очень социальная тема —жизнь бэби-бумеров, поколения, родившегося в конце 50-х и стремившегося всячески наверстать упущенное родителями во время Второй мировой. Иными словами, персонажи рассказывали не только собственные истории, но и становились воплощением своего времени, давая зрителю обобщённое видение жизни поколения: «Я обратил внимание, что поколение британских бэби-бумеров отличается от американских. У нас не было войны во Вьетнаме, которая оказала огромное влияние на это поколение. Персонажи Сандры и Кеннета слишком самовлюблённые и эгоцентричные в видении собственного места в мире. Не думаю, что такое определение можно применить к каждому. Они вышли из шестидесятых с собственным видением будущего и с предубеждением против своих степенных родителей. И они проносят этот эгоцентризм через всю жизнь. А оказавшись в большинстве среди имеющих право голосовать, подобные им оказались способны заставить политиков удовлетворять их требования».

Ричард исходил из того, что помимо индивидуальных особенностей персонажей в пьесе есть некая общая плоскость, на которой герои находят друг друга. И эта плоскость — идея инфантильного, потребильского отношения к жизни, когда европейский образ жизни сначала восхищает и воодушевляет, а потом вдруг перестаёт восприниматься со всеми его ценностями и идеалами. Люди, которые в юности получили возможность немного побунтовать, не смогли расстаться с этой привычкой до старости, но с возрастом бунт превратился в равнодушие к окружающему. И в результате наиболее эмансипированные в юности превратились в зрелом возрасте в зависимых от всех и всего: «Совсем недавно “The Guardian” проводило исследование, кажется, Клинтон ссылалась на это в своей президентской кампании, говоря о взрослых, живущих в подвалах домов своих родителей. Женщины откладывают материнство, и это вызывает определённый уровень психологической дисфункции. Они ставят свою жизнь на паузу. Мужчины застревают в своей незрелости, возвращаясь жить в родительский дом, когда им за тридцать. Это становится “скороваркой” насилия, так как они не способны жить полноценной взрослой жизнью. И это не один или два человека, это довольно большая часть экономически несостоятельного поколения. И мы рискуем просто потерять это целое поколение...
Ещё одна вещь, о которой я никогда раньше не задумывался, — это число представителей поколения бэби-бумеров, наверное, в два раза превышающее Поколение X. Число их голосов — то, что также обсуждается в пьесе. Их способность выбирать тех политических деятелей, которые будут обеспечивать их наибольшую выгоду, — это не выдумка. Я не думаю, что Майк Бартлетт обязательно отвечает на какой-нибудь из вопросов о том, как капитализм работает для одних, а не для других, но он даёт зрителям доводы и, надеюсь, они вернутся домой и поговорят об этом в интересном ключе».

Продолжение следует.

"Всегда найдется кто-то... [кто не согласен с тобой]" (с) RCArmitage
LadyAragorn
Сообщение # 43 | 15.06.2017 | 21:03
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Любовь, любовь, любовь / Love, Love, Love (2016) — Часть 2

Ричард признавался, что при всей своей злободневности и внутренней драматичности пьеса забавна, и на протяжении всех четырёх недель репетиций не было ни одного невеселого дня: «Меня знают как довольно хмурого и мрачного человека, но я наслаждался каждым днём работы в репетиционном зале с актерами-коллегами и Майклом Майером. Должен заметить, что этот спектакль очень стимулирует и, на мой взгляд, это как-то связано со скоростью, энергией и самим текстом пьесы Майка».



Актёр не случайно сказал именно о тексте, а не о сюжете. При чтении пьесы нетрудно заметить, что большинство фраз настолько многозначны, что их легко вывернуть наизнанку. Читатель постоянно задаётся вопросами, почему это предложение заканчивается точкой, когда здесь должен стоять знак вопроса или восклицания, и зачем там пропуски. Очевидно, таким образом автор даёт свободу режиссеру и актёрам. В пропусках актерам позволительно добавлять слова и эмоции от себя, а режиссеру — выстраивать мизансцены.

Ричард также отмечал специфический ритм диалогов, называя диалоги персонажей «словесными теннисными матчами»: «…Примерно на третьей неделе репетиций Майк сказал мне, что был барабанщиком, и с этого момента для меня всё встало на свои места. Скорость пьесы, остановки, сокращения, пробелы, паузы, удары, моменты... всё это задает тон на странице. Майк очень и очень точен там, где хочет, чтобы ты двигался быстрее, и где хочет, чтобы ты притормозил. Значит, тебе следует прислушиваться к этому. В репетиционном зале мы пытались слегка ослабить [происходящее в пьесе]... у нас попросту ничего не вышло. Всё получается, только если ты полностью подчиняешься дирижёру, а дирижёром у нас является Майк Бартлетт. Это по-настоящему интересно, хотя во многом идёт вразрез с тем, что заложено в тебе, как в актёре. Ты должен понемногу изменять положение вещей, изменять ритм, чтобы он не надоедал, но в действительности ты этого не делаешь. Ты должен следовать ритму пьесы. В некотором смысле это облегчает тебе задачу, потому что он лучше знает, когда зрители рассмеются, и на самом деле это гораздо чаще происходит, чем не происходит. <…> Думаю, мы вошли в ритм пьесы только после первого показа, потому что зрители придали нам скорость и динамику, которых не было в репетиционном зале. Подобно тому, как каждый дом отличается от другого дома, так и каждый зритель реагирует по-разному. Думаю, это зависит от его личного опыта. Приятно чувствовать, что ты не только развлекаешь зрителя, но ещё и даёшь ему повод задуматься…»

Ричард говорил, что ему в очередной раз повезло с режиссёром и драматургом, потому что пьеса получилась неопределённого жанра: «Да, с изнанки она точно выглядит как семейная драма. Я понятия не имел, насколько эта пьеса смешная, пока мы не показали её зрителю. Не знал, найдёт ли она отклик у американской аудитории, потому что большинство отсылок [к происходящему вокруг героев] очень британские и сам характер пьесы очень британский. Но очевидно, что мы не такие уж разные». И это тоже очень важная особенность пьесы — показать проблему, возникшую в конкретном обществе, на основании национальной культуры, как проблему всего мира. Это то, что сближает актёров и зрителей, представителей разных культур и, в конце концов, членов театральной труппы: «Это одна из вещей, которые я по-настоящему ценю в этой пьесе. Когда работаешь в столь небольшом коллективе, ты получаешь возможность узнать каждого. Помню, мы начали репетировать 22 августа, и с тех пор я смеялся каждый день, который провёл с этими людьми. Это на меня не похоже. Это было очень приятно. Мы стали друзьями. Я очень дорожу нашей маленькой семьей. Мы и есть семья».



Одной из сложностей подготовки к роли было то, что Ричард принадлежал к так называемому «поколению Х», следующему за бэби-бумерами. Однако сам актёр полагал, что психологически немного старше и находится где-то посередине.

Готовясь к роли, Ричард, вопреки обыкновению, не завёл дневник для своего персонажа: «К любому произведению, что приходит к тебе, ты тем или иным образом находишь свой подход. Если попробуешь применить одинаковые правила ко всему, это не всегда сработает, и ты обнаружишь себя пытающимся заткнуть круглую дыру квадратной пробкой. Я сделал подготовительную работу к этой [пьесе]. Изучил период, о котором писал Майк. В шестидесятые я ещё не появился на свет. Я родился в начале семидесятых, поэтому процесс [изучения] был действительно увлекательным и вылился в форму дневника в картинках. Я просто собрал фотоальбом с таким множеством изображений, с каким только смог найти, и поделился им с Майклом Майером, нашим режиссером. Я понял, что были вещи, о которых американцы могли и не слышать, например, протесты против подушного налога. Когда мы оказались в репетиционном зале, работа началась незамедлительно. Было не так много разговоров о прошлом, а больше [обсуждение] самого текста и его структуры, попытки поставить всё это на ноги так быстро, насколько это возможно. Это был очень быстрый процесс, обычно я этому сопротивляюсь. Мне нравится тратить много времени на подготовительную работу, но мы встали на ноги уже на третий день. Думаю, это здорово, перейти к активным действиям так быстро. Это действительно давало свободу».

Партнёром Ричарда была Эми Райан, известная на Бродвее и проведшая на сцене большую часть творческой жизни. «Перед тем, как приступить к проекту, из того, что люди о ней говорили, я знал, что работать с ней будет здорово. Очевидно, что она бывалая бродвейская актриса, которая получила большое количество наград. Мы побеседовали с ней перед началом работы, и я просто понял, что она поддержит любое начинание. Это одна из замечательных вещей при работе с такими людьми, как она. Мы подстраховываем друг друга. Из-за скорости спектакля и ритмической связи с текстом дела иногда идут неправильно, но мы оба скорее наслаждаемся этими моментами, нежели позволяем им стать проблемой. Я могу увидеть, как в её глазах вспыхивают искры, и она действительно наслаждается игрой. Это реально здорово! Она не хочет говорить о происходящем слишком много. Ты просто даёшь произойти на сцене тому, что должно произойти, и мне это очень по душе. Мне нравится, что работа идёт своим чередом без лишних комментариев. Она [Эми] очень и очень уникальный человек в плане совместной работы».



Продолжение следует.


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Воскресенье, 18.06.2017, 12:47
Rikka
Сообщение # 44 | 18.06.2017 | 12:58
Группа: Друзья
Сообщений: 866
Offline
 Любовь, любовь, любовь / Love, Love, Love (2016) — Часть 3

Главные герои пьесы — Кеннет и Сандра, — случайно оказавшись рядом, проходят по жизни вместе. Но до того как столкнуться нос к носу в квартире Генри, каждый из них уже изо всех сил старался заявить о себе в мире, предлагавшем неограниченные возможности.
В первом акте Кеннет очень молод и как бы примеряет на себя костюм законченного циника, — «щеголяет» в нём, гордится своей прогрессивностью, потешается над «отсталым от времени», а в действительности очень светлым и надёжным старшим братом Генри. Но в то же время он ещё не законченный циник, эта натура сидит на нём не плотно, как плохо сшитый костюм. Роковым для героя оказывается появление Сандры. Он тут же поддается ей, позволяет вести себя за собой. Наверно, потому что видит в ней своё подобие и думает, что они хорошо понимают друг друга. В отличие от дисциплинированного, собранного Генри, Кеннет — шалопай, склонный к беспутству, тем не менее, способный, получил грант на учёбу в Оксфорде... То же самое и Сандра: вроде как без царя в голове, но тоже студентка Оксфорда да ещё увлечена политикой и активно пытается самостоятельно жить (пошла летом работать, с треском уволена). Ричард объяснял это так: «Оба, Кеннет и Сандра ощущали себя частью революции, и ведь действительно были эти общественные движения: неожиданный толчок получили женская эмансипация, сексуальная революция, развитие средств контрацепции. Но революцией была и способность слушать музыку, которую ты хочешь, одеваться так, как тебе нравится, и просто не перепрыгивать сразу из детства во взрослую жизнь, а быть частью вот этого юношеского движения. Затем, конечно, они повзрослели. Вероятно, большую часть времени их мозг был в отключке под действием травки, а затем им стукнуло тридцать, и они обнаружили себя в этой пригородной, прозаической “коробке”. На самом деле мы не заполняем пробел между первым и вторым актами. Мне нравится то, что появляясь во втором акте, Кеннет и Сандра почти не смотрят друг на друга. Он не знает, что её нет в комнате, когда разговаривает с ней. Между ними нет зрительного контакта до тех пор, пока они не ломают свой брак. Это интереснейший опыт — позволить себе быть в такой ситуации: ты внезапно будто в момент очнулся, когда твоя семья разваливается на части».



Ричард очень точно отразил эту сложно уловимую и плохо понимаемую особенность поколения: можно стать успешным и твёрдо держаться на ногах без какого­-либо внутреннего стержня; можно любить искренне и понимать другого, не обладая большим умом и устойчивыми моральными принципами... Комедийным здесь является то, что читатель постоянно спотыкается о текст пьесы: как посредственность может достичь карьерных высот?? Как чуть ли не наркоманка и алкоголичка становится успешной бизнес­-леди, да ещё и шикарно выглядит в свои «за шестьдесят»? Очевидно, такое возможно было только в том поколении, которому были созданы вот такие особые социальные условия. И, помноженные на жизнелюбие, они привели к тому, что беспринципные и инфантильные люди смогли сделать приличную карьеру и заработать капитал. То есть, для них вкалывать оказалось легче, чем «работать душой» для детей и друг друга. Они были молоды и сильны, весь мир перед ними, почему бы не повкалывать, это же забавно… Иными словами, «пустое сердце бьётся ровно», отчего мозг не заморачивается моральными проблемами, и морщины на лице появляются с трудом. И, может быть, поэтому в США (особенно там) воспринимают пьесу как комедию: им же с детства вдалбливают, что наверх ведёт лишь труд, труд и ещё раз труд. А здесь царство абсурда, — почему бы не посмеяться? Поэтому, говоря о том, чем же мог привлечь этот инфантильный и бесхребетный герой, Ричард прежде всего делал упор на специфику жанра: «Я очень редко играю в комедийном жанре. Мне не поступает предложений сыграть в комедии. Меня привлекла сложность перспективы сыграть человека в различные периоды его жизни». Зная любовь актёра к изображению тёмных сторон человеческой души, нетрудно догадаться, что в комедийном жанре он выберет «чёрный» вариант, где каждая фраза наполнена сарказмом.



Кеннет и Сандра — везунчики. В силу собственных личностных характеристик и совокупности жизненных условий, в которых довелось быть, им всё относительно легко даётся. Кроме умения слышать друг друга и понимать окружающих. Они умны, желают пробиться в люди, и у них это получается, им интересна жизнь, а расхлябанность и склонность к пороку только придаёт шарму. Но у них однобокие души. Они суетятся, много и громко говорят, а на самом деле просто плывут по течению. Во втором действии зритель видит безразличных друг к другу людей, среди которых мечутся их растерянные и потерянные дети. А в третьем действии в Кеннете и Сандре вдруг проявляется что-то детское и безответственное, — они вдруг решают, что настало время убежать от реальности в кругосветное путешествие, и зритель воспринимает это как надежду на то, чтобы начать всё заново. Но это ложная надежда: «…Думаю, он просто говорит это, чтобы слегка растопить её. Не знаю, действительно ли он намеревается это сделать. Не думаю, что он знает, что случится дальше. Всё это он ещё для себя не решил. Они всё ещё живут моментом».

Такое столкновение психологических противоречий приводило к множественным изменениям при подготовке спектакля, в том числе и в стиле актёрской игры: «Мы проделали долгий путь с момента репетиций. Поначалу всё было очень жизнерадостным, но мы отступили назад, так как в происходящее надо было добавить ощущение надвигающейся грозы. Кеннет должен раздражать и давить на кнопки Генри, потому что фактически это поколение бэби-бумеров нажимает на кнопки поколения Генри. Это Сандра должна приносить жизнь в эти сцены. И в этот момент у Майка такой своего рода баланс между стилями Пинтера и Осборна, что мне очень нравится, а затем, во втором акте появляются черты Эйкборна. В репетиционном зале второй акт казался уравновешенным, но как только мы вышли в зрительный зал, Майкл Майер захотел возвысить стиль и поднять его на новый уровень. Он сказал: “Я хочу, чтобы вы представили, что при каждом вашем эффектном выходе звучат аплодисменты, как в телеситкомах”».



Несмотря на то, что в этот раз Ричард не писал биографии своего героя, он всё же восполнил некоторые пробелы его жизни, в частности, представил, где Кеннет работал незадолго до пенсии: «Я решил, что в итоге он оказался в издательском деле, вероятно, что-нибудь в духе еженедельника “Time Out”. Не в обиду “Time Out”, но это как “коробка”, в которую он не хотел бы попадать. Особенность второго акта в том, что герои очутились запертыми в пригородной “коробке” в Ридинге. Не знаю, есть ли здесь кто-нибудь, кто слышал о Ридинге. Там очень милые дома с красивыми садами. Есть железнодорожный вокзал. Просто Ридинг это место для них слегка разочарование в сравнении с тем, чего ожидали и о чём романтически мечтали Кеннет и Сандра. Слегка похоже на желание стать актёром, воплотившееся в преподавание актёрского мастерства в общеобразовательной школе. Благородное занятие, но это не мечта».



Поясняя, что такое Ридинг в буквальном и символическом понимании, Ричард сравнивал его с небольшим городком Скрантон в Пенсильвании: «С Ридингом всё в порядке. Просто люди живут там, так как там немного дешевле. Можно ездить на работу в Лондон, если хочется, обычно ты работаешь в издательстве или банке, а затем возвращается домой и там 2,4 ребенка. Был такой британский ситком “2,4 ребенка”, он действительно стал вдохновляющим для второго акта». Там вполне пристойная, добротная и заурядная жизнь, — лучшего места для похорон юношеских мечтаний не найти.

Продолжение следует.
LadyAragorn
Сообщение # 45 | 19.06.2017 | 00:33
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Любовь, любовь, любовь / Love, Love, Love (2016) — Часть 4

При первом прочтении пьесы кажется, что Кеннет — хоть и взбалмошный, но всё же положительный персонаж, любящий своих детей и заботящийся о них. Но по мере развития сюжета оказывается, что любит он не столько детей, сколько себя в них. И к последнему акту все его чувства как будто замирают — даже к самому себе: «Всегда испытываю трудности с третьим актом, ещё с момента прочтения. Чувствую, что мой герой был наиболее живым в 1967 году, и что-то тает в нём в третьем акте, что я немного отстаивал. Он говорит: “Я просто не могу больше концентрироваться. В этом нет необходимости. Мне это нравится. Долгожданная свобода”. Думаю, в этом Кеннет находит свой покой».



Кеннет считает своих детей весьма достойными, полагая, что их способности — его заслуга, ибо они унаследовали их от него. Он считает, что у них всё идёт отлично только благодаря тому, что он заботится о них. Но у такой пары, как Кеннет и Сандра, просто не может не быть проблемных детей. Это открытая, очень ранимая, эмоциональная, но совершенно беспомощная в жизни Рози и странноватый Джейми, о котором зритель очень мало узнаёт до самого окончания пьесы.
Позиция Кеннета в отношении к Джейми — это позиция страуса: «Мне кажется, мой герой определённо отказывается воспринимать наличие проблемы у сына. Интересен момент, когда Джейми появляется в конце третьего акта. Именно в это мгновение Рози говорит: “Вы должны заботиться о ваших детях!” И он действительно верит в то, что говорит: “Я забочусь о моём мальчике, он живёт здесь, со мной, мы занимаемся садоводством, ходим в паб, он счастлив, я вижу его счастливым”. Но он трудный ребёнок, который живёт дома, потому что иначе жить не сможет. Кажется, прототипом образа Джейми стал друг Майка, который после курения определённого количества марихуаны слегка потерял ясность ума. В итоге он остался немного оторванным от нормального социального общения. Не думаю, что Кеннет осознаёт это, полагаю, он смотрит на всё поверхностно. Такое ощущение, что он не может взглянуть на всё это трезвым взглядом, потому что в противном случае это будет трудно принять».

Джейми, в свою очередь, в последнем акте говорит об отце как о приятеле, — они вместе проводят много времени, ходят развлекаться, но это вовсе не так радостно, как может сперва показаться, потому что такие отношения удобны больше для Кеннета с его инфантильностью. Хорошо, что отец и сын ладят, но Джейми в душе остался ребёнком, у него нет будущего. Ричард объяснял это так: «Думаю, Кеннет берёт Джейми под крыло и вероятно на это каким-то образом повлияла попытка Рози свести счёты с жизнью. Ясно, что они до конца не разобрались с этим событием. Не думаю, что Сандра и Кеннет когда-либо взглянули в глаза своим демонам и тому, что они сделали со своими детьми. Они поступили так, как делают британцы: отворачиваются, когда кто-нибудь проявляет эмоции, а затем говорят: “Не хотите ли чаю?”» Последнее замечание особенно важно, ибо для американской аудитории это не характерно, — здесь постарались бы не замять проблему, а раскрутить детей на откровенный разговор. В Кеннете нет того главного, что так любит Ричард, — эмпатии, сочувствия. И сам не вызывает сочувствия, потому что не нуждается в нём.

Рози — полная противоположность Джейми. Она мечтает состояться не хуже родителей, живёт одна и работает, но глубоко одинока и очень остро переживает это. Ричард говорил, что она постоянно чувствует себя в подвешенной ситуации, не может быть уверенной в себе: «Это признание факта в её словах: “Мне тридцать семь, а у меня ничего нет”. Она говорит о материальных благах, но затем продолжает словами: “У меня нет детей, нет машины, дома, я не могу начать свою жизнь, а мне тридцать семь”. Тогда как бэби-бумеры вероятно устроили свои жизни и создавали семьи ещё в начале третьего десятка своих лет».



Тем не менее, именно Кеннет полностью уверен, что Рози будет в порядке. У Сандры проскальзывает сомнение, что может быть стоит прислушаться к тому, о чём говорил их ребенок, но Кеннет прерывает её. Он не собирается покупать дом для Рози, как она просит, и Ричард находил для этого объяснение: «Я борюсь с этим каждый вечер, смотрю на дочь, которую искренне люблю и считаю, что она права, но мы работали сорок лет, всё это время мы ждали и теперь получили эту пенсию. Если мы откажемся от всего этого, мы не будем защищены, и что нам тогда делать? Я ещё не решил для себя, насколько они богаты. На репетициях поднимались вопросы об этом доме в Бирмингеме, который у них есть. Стратегия “купить-чтобы-сдать”, когда цены на недвижимость взлетали в цене, так как люди покупали вторую недвижимость для сдачи в аренду. Мы говорили о том, что они могли бы освободить этот дом для Рози, но это не совсем то, о чём она просит. Как отец Кеннет по-прежнему находится в том положении, когда думает и говорит: “Тебе нужно прокладывать свой собственный путь, как это сделали мы. Мои родители не жертвовали мне деньги, чтобы я мог двинуться дальше”. Что он не берёт во внимание, так это то, что политическая система была построена так, что было бесплатное здравоохранение, был полный курс школьного обучения, были гранты, которых больше не существует. Кеннету и Сандре все эти вещи были подспорьем, но полагаю, в этот момент своей жизни Кеннет не учитывает всё это, здесь он просто довольно прагматичен. Он думает, что поступая так, приносит пользу Рози, сказав ей: “Борись сильней, пойдёшь дальше”. И, опять же, это Майк Бартлетт в его лучших проявлениях. Он не сделал Рози нищей. Она зарабатывает на жизнь благодаря своей профессии, но этого просто недостаточно. Именно таковы эти ситуации. У молодых людей может быть работа, но всё это не сбалансировано. Они буквально не могут позволить себе жить в таком городе, как Лондон. Мне кажется, что в этом городе ситуация схожая».



Встречаясь после разлуки по инициативе Рози, они вдруг понимают, что и брак и развод были неожиданны для обоих. Притом, что они давно не воспринимали друг друга, даже не смотрели в сторону другого, — они могли прожить так ещё бог знает сколько. Развод произошёл, потому что произошёл. Странно поженившиеся люди странно расходятся. Сначала не было оснований для брака, потом — для развода. Они просто устали друг от друга, от этого взаимного праздника юности и гонки по карьере в молодости. И в зрелости им уже хочется тишины, чтобы в ней заняться воспоминаниями о той же сумасшедшей юности. Дети их в этом, безусловно, отвлекают и удивляют до раздражения... «Я не куплю тебе квартиру» — это, наверно, надо понимать как «не отвлекай меня от грёз, Рози».



Играя целую жизнь в три акта, Ричард понимал, что одной из главных трудностей станет зрительный зал: «Это очень увлекательно — каждый вечер пытаться угадать, кто преобладает среди наших зрителей, бэби-бумеры или поколение Х. Иногда Эми подходит ко мне после сцены и говорит: “Ох, сегодня я им не нравлюсь”. А иногда ловишь себя на мысли, что зрители вот-вот в нас обоих что-нибудь кинут. Здорово, когда понимаешь, для кого ты играешь это дневное или вечернее представление. Будет очень интересно играть наш спектакль для студенческой аудитории». И он предполагал, что мнение об этой пьесе будет постоянно меняться, потому что «мы представляем незаконченный конфликт, и у Майка нет намерения его завершать. Он хочет, чтобы дискуссия продолжалась и продолжалась даже после похода в театр. Мне нравится тот факт, что люди покидают театр, продолжая беседовать об этом. Это прекрасно!»


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Понедельник, 19.06.2017, 00:35
Britu
Сообщение # 46 | 20.06.2017 | 18:51
Группа: Администраторы
Сообщений: 9593
Offline
 Урбан и гаражная команда / Urban and the Shed Crew (2015)



Премьера: 7–8 ноября 2015 г. (Международный кинофестиваль, Лидс, Великобритания)

Сценарий: Кандида Брэди, Бернард Хэйр, Тиффани Шарп
Фрейзер Келли — Урбан Гримшоу
Ричард Армитидж — Чоп
Анна Фрил — Грета

Расставшись с ролью Торина, Ричард неоднократно в шутку заявлял, что теперь при выборе роли обязательно интересуется, не потребуется ли его герою массивные лицевые накладки, от которых он очень устал во время съёмок: «Это было моим основным критерием... “У меня на лице будет какой-нибудь силикон?” А мне в ответ: “Нет”. Нет — это было интересно. <…> Я уже побывал в стране фэнтези, роботизации, как это ни назови. Я просто хотел что-нибудь современное, политическое, социально-направленное». Впрочем, если верить Ричарду, физические неудобства, связанные с ношением тяжёлого комплексного грима, — не единственная причина отрицательного отношения к такого рода преображениям. Говоря о роли в сериале «Берлинский отдел», он упомянул о причудах зрительского восприятия, возникающих при неминуемом соотнесении его как актёра со своим персонажем: «Думаю, в те 270 дней съёмок «Хоббита» с полностью смоделированным лицом дискомфорт от накладок меня не тревожил. То, что действительно стало меня беспокоить, случилось после, — материал выходит на торговые площадки, а тебя люди не узнают. Поначалу я смотрел на это как на преимущество, думал: “Отлично! Превращение! Все забудут, что это актер создаёт образ”. И относился к этому положительно, но в действительности, это может быть своего рода ограничителем, я бы сказал, потому что люди раздумывают: “А как ты на самом деле выглядишь? Ты крошечный? А у тебя, правда, огромный нос и чудаковатые волосы?” Поэтому убеждать их, что я такой, какой есть, бывало непросто. [Поэтому] эта роль хороша. В ней точно больше меня самого».
Но, видимо, главная причина, по которой актёр так стремится сыграть обычного человека, которого всегда можно встретить, выйдя на улицу, — в том, чтобы не попасть в плен стереотипов и не стать рабов одного характера: «Это одна из тех вещей, о которых каждого из нас предупреждают в самом начале (во время учёбы в ЛАМДА — Сост.) Разумеется, тебе необходимы узнаваемый образ и отличительная черта, обеспечивающая тебе работу, но частенько это слишком сильно затягивает и от этого трудно избавиться. Приходится постоянно бороться со своим амплуа. Это трудно: я имею тело, которое имею; имею лицо, которое имею; но могу превращаться в других персонажей. Каким бы ни был мой следующий проект, я ищу по-настоящему хороший контраст».

И вот весной 2014 г., в интервью для сайта TheOneRing.net, Ричард впервые рассказал о проекте, очень контрастном на фоне недавно вышедших на экраны первых двух частей «Хоббита»: «В данный момент я снимаюсь в британском независимом фильме под названием “Urban and the Shed Crew” по мотивам книги, написанной в 2005 году, о социальном работнике, переживающем трудные времена, скатившись до алкоголизма и наркотиков. Как-то раз он выручает из беды одиннадцатилетнего уличного мальчишку, и они становятся друзьями. Это по-настоящему красивая история, и для меня она как бы убивает двух зайцев: это интересное литературное произведение, основанное на жизни реальных людей, которые работают вместе с нами на съёмочной площадке. Не знаю, какое будущее ждёт этот фильм, — возможно, покажут только на каких-нибудь фестивалях, но я очень горд, что снимаюсь в нём, и что довелось работать бок о бок с потрясающим одиннадцатилетним мальчиком, который учит меня тому, как надо играть! …Этот мальчик чрезвычайно естествен и с хорошей интуицией, и это здорово! Я как будто снова в школу вернулся!»

В основе фильма лежит книга Бернарда Хэйра «Урбан Гримшоу и гаражная команда». Знакомство с материалом было самым прозаическим: «Я прочёл сценарий в аэропорту, когда возвращался в Нью-Йорк, и эта история меня просто захватила. Прочитав, я заглянул в интернет, нашёл книгу Бернарда и по-настоящему вдохновился проделанной им работой».

Вместе с тем Ричард признавал, что эта роль в своём роде исключительна, уникальна: «Мне ещё не доводилось играть персонажей, прототипы которых здравствуют, но я всегда говорил, что хотел бы это сделать. И это не обязательно должен быть кто-то знаменитый, я просто хотел сыграть кого-то, кто был бы жив на тот момент, чтобы иметь возможность пообщаться и только после этого пытаться изобразить его. После “Урбана и гаражной команды” я сыграл такую роль ещё в одном проекте [Том Кахалан в фильме “Мозг в огне” — сост.], и на самом деле это очень… На самом деле это довольно трудно, потому что как только ты встречаешь прототипа… как только я познакомился с Бернардом, то почувствовал себя ужасно неловко как актёр, и знаю, что он как прототип, испытал аналогичную неловкость. Потому что мы как бы изучали друг друга. Он изучал меня и думал, что я сотворю с историей его жизни. А я смотрел на него и думал: “Смогу ли я воссоздать историю твоей жизни, с должными правдивостью и серьёзностью?”» Иными словами, играя самого обычного человека, актёр ставил перед собой сверхзадачу буквально «стать другим», реально живущим, — то есть, достичь одной из высших целей актёрского творчества, потому что здесь игра и реальная жизнь полностью совпадали. Для более глубокого понимания жизни героя Ричарду пришлось встречаться с некоторыми членами «гаражной команды», которые давно выросли, но сохранили живую память о тех днях.



Работа с Фрейзером Келли стала для Ричарда настоящим открытием, потому что в этом парне он увидел то, что, как ему казалось, крайне редко встречается у подростков, — сопереживание. Мальчишка по-взрослому отнёсся ко взрослому человеку, стоящему на грани реального саморазрушения, и задал эту способность своему герою: «…Это именно то, что меня весьма удивило в нём. Некоторые дети его возраста не чувствуют сопереживания, хотя оно заложено в них. И я не рассчитывал на веселье при моей-то роли, потому что играл угрюмого и мрачного персонажа, а мир, который мы показывали, был ужасен. Но между этими двумя героями очень много любви, они помогают друг другу в сложных обстоятельствах, и мне очень хотелось найти такие же чувства в отношениях между мной и Урбаном… Поэтому я ежедневно шёл на съёмки, от всей души стремясь заставить его улыбаться и смеяться».



Роль Греты — многодетной безработной матери-наркоманки — досталась Анне Фрил. Судя по немногочисленным рассказам Ричарда, актриса играет пронзительно и способна приносить сюрпризы: «Анна Фрил доставила фильму одни только неприятности. Нет, я даже не могу представить лучшей кандидатуры на роль Греты. К тому же, это очень добросовестная актриса, очень глубоко погружающаяся в роль. Думаю, она привнесла в этот персонаж нечто, в ней присутствует некая надломленность, однако Анна придала ей такую мягкость, что о ней действительно хочется позаботиться. В неправильных руках этот персонаж не был бы таким располагающим».



Убедительности и настоящей искренности добавляло и то, что Ричард не чувствовал себя чужим в этом не очень поэтическом месте: «С Лидсом меня связывает то, что там выросли отец и две его сестры. Кажется, в 40-е и 50-е годы семья сестры отца до сих пор живёт здесь. У меня тут много родни. Не думаю, что они пребывали непременно в таких же стеснённых обстоятельствах, как детвора с улиц, о которой мы рассказываем, но их жизнь явно была не из лёгких, так что… я ощутил настоящую связь с этим городом. И один из упомянутых мной родственников, муж кузины, работающий полицейским, обладает богатыми знаниями о тех местах, где мы снимали. Увы, из-за того что эти места имеют дурную репутацию. Так что я провёл с ним много времени, обсуждая его опыт работы в трущобах».
В результате ему не нужно было сочинять биографию своему герою, — всё уже было сочинено и прожито, и это было очень непривычно, но, видимо, здорово.



Продолжение следует.
LadyAragorn
Сообщение # 47 | 20.06.2017 | 19:13
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Урбан и гаражная команда / Urban and the Shed Crew (2015) — часть 2

К сожалению, судьба фильма оказалась не менее трудной, чем судьба его героев. Снятая в 2014 году лента четыре года пролежала на полке, хотя её премьера с успехом прошла на закрытом показе одного из престижных международных кинофестивалей в Лидсе. Там актёр впервые увидел фильм, смотрел его вместе со зрителями. Тем не менее, Ричард не терял надежды, что фильм выйдет в свет и найдёт отклик у зрителей так же, как до этого книга Бернарда Хейера. Ведь в основе лежит очень актуальная история, рассказанная из первых уст: «Думаю, ситуация с беспризорниками и обездоленными детьми в Британии сегодня очень трудная, и это всегда сложно, поскольку, чем комфортнее становится наша жизнь, тем отчуждённее мы становимся. Мы не заходим в те районы города, так что многого не видим. СМИ не фокусируют на этом внимание, так как это непривлекательное зрелище, правда замалчивается и игнорируется. Именно поэтому я стал послом благотворительной организации, занимающейся душевным здоровьем детей, борющейся с кибер-запугиванием, а теперь ещё и ”Action for Children”, которая работала над фильмом. И я считаю, что их работа очень важна, потому что они предоставляют детям всевозможные консультации, кров, все виды помощи, какие только приходят на ум. Это именно то, что осознал Бернард Хейр: им нужны не столько деньги, сколько забота и время. И он уделяет этим детям много заботы и времени, получая от этого удовольствие. Но многим ещё предстоит заниматься, и, разумеется, там всегда будет, чем заняться».



И только в конце марта 2018 году, на Первом Международном кинофестивале в Ньюкасле фильм был вновь показан, с тем, чтобы в ближайшие дни появиться в сети, в режиме онлайн-просмотра, а ещё через какое-то время — в сети продаж на DVD-дисках.



Возвращаясь к своему герою спустя годы, Ричард отмечал, что актуальность фильма не только не ослабла, а, пожалуй, возросла, потому что проблемы детского и подросткового самоопределения ничуть не решены. В мире всё так же много сирот при живых родителях, именно в богатых странах, и это говорит о том, что не бедность является главным препятствием семейному благополучию и счастливому детству. Главная заслуга Чопа — в стремлении восстановить утраченное взаимопонимание между поколениями. И хотя для этого он использовал не всегда легальные и законные средства, всё же ему удаётся разбудить в детях почти забытые чувства нежности, интереса к жизни, любознательности. «Он очень хороший рассказчик, — говорил Ричард о Чопе и его прототипе Бернарде Хейере, — и он помогал этим детям выходить из ужасных обстоятельств, рассказывая им истории и заставляя их сочинять». Иными словами, Чоп понял, что детей нужно занимать, пробуждая в них тягу к творчеству и познанию; эта идея позитивно влияла и на самого Чопа: «Я нахожу это вдохновляющим, особенно учитывая тот факт, что он очень травмированный человек, у которого также были взлёты и падения».

Заниматься с детьми было необходимо не только для повышения их образования, но и для того, чтобы они забывали о постоянном насилии над собой со стороны взрослых, забывали о своих страхах, ради воспитания в них самоуважения и уважения к другим: «Эти дети были исключены из школы или просто не посещали. У самого Урбана была дислексия. Но они учатся играть в скоростные шахматы и начинают невероятно преуспевать в этом». Конечно, всё это чрезвычайно трудно было воплощать в жизнь, и вряд ли Чоп справился бы, не обладай он невероятным чувством юмора и иронии. «Берни забавный, — признавался Ричард. — В его жизни были ужасные периоды, но он сумел сохранить в себе очень ясное чувство юмора».

Впрочем, эта история в реальности имеет не столь светлый конец, как могла бы: лишь единицы их тех, кто входил в «гаражную команду», смогли обуздать свои пороки и выбиться в люди. А прототип Урбана Ли Киртон умер от передозировки наркотиков в 2017 году.

Награды:

2017 г., Международный кинофестиваль в Ньюкасле
Лучший актёр — победа;
Лучший фильм — приз зрительских симпатий.


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Четверг, 22.06.2017, 19:36
Britu
Сообщение # 48 | 22.06.2017 | 19:50
Группа: Администраторы
Сообщений: 9593
Offline
 Берлинский Отдел (1 сезон) / Berlin Station series (1 Season) (2016) — Часть 1

Премьера:
Пилотные серии — 8 сентября 2016 г.
Первый сезон — 19 октября 2016 г.



Сценарий: Кайл Брэдстрит, Лоуренс Коэн, Олен Штайнхауэр
Режиссеры: Джузеппе Капотонди, Джон Дэвид Коулз, Михаэль Р. Роскам
Ричард Армитидж — Даниэль Миллер
Мишель Форбс — Валери Эдвардс
Рис Эванс — Гектор Де Джин
Ричард Дженкинс — Стивен Фрост

Как всё начиналось


Отвечая на вопрос, каким образом сериал вошёл в его жизнь, Ричард в различных выражениях подавал одну и ту же мысль: «Хотелось сыграть персонажа своего возраста, своего роста и со всеми прочими достоинствами». Иными словами, после «Хоббита» просто необходимо было сменить эпоху, отказавшись от «гиперреальности» фэнтези. В то же время, выбор был долгим, потому что эпопея о Средиземье не позволяла снижать планку качества работы: «Я закончил съёмки в «Хоббите» и находился в поисках действительно хорошего ТВ-сериала. У меня есть ощущение, что мы переживаем “золотой век” телевидения, и в лучших своих проявлениях оно может приносить настоящее удовлетворение для актёра. Поэтому я изучал пилотные проекты [сериалов] и тому подобное. Прочитал этот [пилот] два с половиной года назад, до того как он попал на Epix, и подумал: “Это именно то, что я искал”. А потом он вдруг пропал, и я думал, что уже никогда не услышу об этом [проекте]. А затем снова появился в поле зрения, и я подумал: “Это именно то, чего я хотел!”».
Ричард делал акцент на том, что если раньше телевидение было слабой заменой большому кино, и актёры шли туда от безысходности, то теперь эти две киносферы на равных. Но это стало возможным лишь потому, что изменились технологии производства телефильмов и сериалов. Поэтому вернуться к сериальной жизни спустя годы представлялось очень интересным и в чём-то новым: «Я присматривался к телешоу, потому что полнометражные и независимые телесериалы — это здорово. Можно рассказывать разные невероятные истории, причём делать это на протяжении десяти серий, а возможно и больше. Поиск пути развития персонажа — то самое, …что привлекает по-настоящему первоклассных актёров. Так что да, я подыскивал что-нибудь политическое, современное, злободневное и захватывающее. Сценарий должен был содержать все эти вещи и должен как бы зажечь меня. И он был именно таким. Это тот жанр, который я люблю».

Ричард охарактеризовал жанр сериала как драму, хотя шпионский сюжет подталкивает к ожиданию триллера. Но, очевидно, одна из целей создателей состояла в том, чтобы сломать некоторые стереотипы зрителя — не только в плане рассказываемой истории, но и касательно киножанра: «В данном конкретном сценарии меня привлекли своевременность и актуальность в отношении настоящего. Все это происходит прямо у нас на глазах. Если мы сегодня смотрим CNN, то узнаём о кибер-атаках и угрозах национальной безопасности, а это во многом то, о чём повествует наш сериал. О тех мерах, которые принимают эти специалисты, по своей сути обычные патриоты, которым поручено прекратить утечку государственных секретов, и в то же время, они сталкиваются с тем, что сомневаются в своём собственном Агентстве и правительстве. И это разрывает тебя на части, потому что, с одной стороны, Дэниел — американский патриот, но с другой, он верит в свободу слова и правду, а иногда эти две вещи не стыкуются. Может это [справедливо] только для меня, но я по своей природе хочу доверять правительству и верить, что то, что они мне говорят, является правдой, потому что если не верить этому, тогда чему верить и кому доверять?»



Одной из причин выбора в пользу сериала стал режиссёр пилотных частей: «Этот сценарий был именно тем, что я искал, но я продолжал колебаться. Я тогда не знал никаких подробностей, и в распоряжении был только сценарий. Но когда услышал, что режиссером будет Майкл Роскам, сразу сказал: “Да, согласен”, и позвонил ему. С этого всё и началось. Для меня он стал катализатором».

И в то же время, никакое точное знание сценария и манеры режиссёрской и операторской работы ещё не даёт представление о том, что это будет за фильм. Довольно странно слышать это от непосредственного участника процесса, но Ричард довольно часто говорит о том, что не представляет, как выглядит то, что он делает: «Мы в течение долгого времени, вероятно, на протяжении съёмок всех десяти серий, не знали, о чём сериал, в котором снимались, что, на мой взгляд, хорошо. Мне кажется, что эти персонажи существуют в очень нестабильном мире. Кажется, что они всё время скользят по тонкому льду. Я был даже рад, что не имею представления об общей атмосфере и внешнем виде этого сериала. Я толком не видел ничего из отснятого материала до самого конца... только отдельные кадры. Так что когда посмотрел первую рабочую копию, моей реакцией было: “Ладно, это совсем не то, что я себе представлял. В нём нет спешки. Он даёт достаточно времени на то, чтобы прочувствовать каждую историю”. Я думал, что сериал будет более напряжённым, но рад, что это не так. Мне нравится, что действие разворачивается постепенно, а не вываливается на тебя всё и сразу».

Как выясняется, это неведение не зависит от количества знаний. Ричард уверял, что не имеет значения, знает ли он сюжет всего сезона, или только пилотной серии. И ему веришь, поскольку известно, как вдруг может изменяться уже готовый и утверждённый на всех инстанциях сценарий. Или он может создаваться в процессе, как это было с девятым сезоном «Призраков». Поэтому Ричард считал, что знание не всегда помогает: «Дело в том, что когда снимаешься в таком сериале, ты собираешь кусочки и выстраиваешь их в порядке развития сюжета, но на самом деле карты тасуют и выкладывают на стол в ином порядке в ходе монтажа, и именно это делает сериал захватывающим. Разумеется, есть временные рамки [у каждой части истории] и есть эволюция персонажа, но, на мой взгляд, на самом деле они занимаются тем, что создают дилемму в самом начале истории, а потом вы медленно это раскрываете и выясняете, каким образом мы оказались в этой части истории».

Отсутствие общего представления кажется вполне приемлемым, если бы не то обстоятельство, что с первых кадров перед зрителем стоит вопрос, останется ли главный герой в живых к концу сезона. Ричард настаивал на том, что до последнего не знал этого сам, потому что у создателей было несколько вариантов завершения: «Я прибыл в Берлин с двумя сценариями. Хотя, кажется, у меня был один, и я получил сценарий для второй серии, когда оказался в Берлине. Это здорово, в том смысле, что сюжетная линия и персонаж могут разрабатываться с учётом тебя самого, и именно так и происходило. <…> В то же время, это делает сюжет очень сложным. Я тот, кто всегда предпочтёт персонаж сюжету, но есть команда сценаристов, они должны больше сосредоточиться на сюжете, чем на герое, однако я считаю, что между нами всеми был продуктивный диалог».



Тем не менее, играть роль, не зная, что ждёт в конце — жизнь или смерть, довольно трудно. Это сближает игру с реальностью, когда так же не знаешь, когда завершится путь. Но Ричард считал это преимуществом, хоть и парадоксальным: «…Ещё одна причина моего довольства тем, что я не был осведомлён о сюжете, — это давало возможность сыграть всё, что угодно».



Продолжение следует.
LadyAragorn
Сообщение # 49 | 24.06.2017 | 15:27
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Берлинский Отдел (1 сезон) / Berlin Station series (1 Season) (2016) — Часть 2

Замысел

Зрители привычно соотносят сюжет сериала с историей Эдварда Сноудена, однако, это не совсем так. События фильма поданы не в конкретной документальной манере, а как некая обобщённая картина постоянных нарушений государственной безопасности и конфиденциальности. Это могло произойти где угодно; в данном случае, это Берлин, но будь это Лондон, Вашингтон или Москва, смысл происходящего не изменился бы. На этом фоне развиваются истории отдельных героев и показано их отношение к проблеме нарушения госбезопасности: «Да, главная тема в этой истории — определение источника утечки, и этой утечкой является Томас Шоу, наносящий удары по ЦРУ или по хранящимся там секретам. Каждый персонаж потенциально вовлечён, и нам всем есть что скрывать. Дэниела послали, чтобы выяснить, кто приоткрыл крышку, и можно ли его остановить. И, разумеется, эти люди работают в строгой изоляции, стараясь сохранить свои секреты…»



Фильм очень глубоко обыгрывает мотив универсальности информации: от неё зависит, в чьих руках власть, как разделены сферы влияния и проч. Все стараются приобщиться к государственным секретам, и по мере развития сюжета фигура Томаса Шоу становится всё более абстрактной, а подозреваемых всё больше. Ричард признавался, что в сериале нет положительных персонажей в привычном смысле, есть более или менее противостоящие злу: «Да. В конечном итоге, мы шпионим за нашими врагами, но мы также шпионим и за нашими друзьями. Это как раз тот случай, когда надо держать друзей близко, а врагов ещё ближе. Но, по правде сказать, я не использую слово “враг”. Я использую слово “оппонент”, потому что у меня такое чувство, что происходит противоборство. Мы не в ситуации холодной войны, несмотря на то, что в этом убеждают нас СМИ. Но для того, чтобы спецслужбы действительно работали, они должны создавать эти внутренние драмы, для того чтобы оправдать своё существование. Иногда, в моменты затишья, они будут сами стимулировать события. Конечно, им придётся выйти за пределы технологий, поэтому они будут взаимодействовать лицом к лицу со своим оппонентом, и вот тут включится человеческий фактор. Компьютер не может влюбиться в другой компьютер, но шпион будет использовать эту “валюту”, чтобы проложить себе путь в самые глубины. Дэниел может отключить свои эмоции, но не перестаёт их проявлять, потому что это становятся более весомым средством воздействия, когда он способен на чувства. Единственное слабое место, которое у него есть, особенно на раннем этапе, это его семья, которая живёт в Берлине. Это настоящая ахиллесова пята для него, потому что он хочет восстановить отношения с двоюродной сестрой, но в то же время, ставит её на линию огня. Мы будем обыгрывать эту ситуацию в течение всего сезона. Вот эту сторону своей натуры он отключить не способен».


Сериал максимально приближён к документальным событиям, хотя нельзя сказать, что он снят в документальном стиле. Документальности ему придают острота и актуальность материала, на которых построен сюжет. При просмотре почти не кажется, что всё это происходит где-то в глубинах художественного вымысла, — события разворачиваются подобно каждодневным новостям. С той лишь разницей, что здесь представлена неприглядная изнанка новостей: «Это действительно страшно. Тот факт, что потенциально мы подрываем устои наших служб безопасности, это ящик Пандоры. Двадцать лет назад технологиями обладали службы безопасности, и они были способны функционировать, имея всё это в активе. Теперь каждый имеет доступ к ним и, вероятно, более сведущ в них. Теперь этим людям [агентам] приходится действовать иначе. Мы готовы подставить под удар наши спецслужбы, потому что, по сути, не доверяем им. Но я как человек хочу доверять им, так как считаю, что сбор разведданных действительно важен в современной обстановке. Очевидно, в некоторых областях есть неудачи, но на все ошибки приходятся миллионы успехов, о которых мы никогда не узнаем. Если работа выполнена должным образом, вы даже не узнаете о них [людях, её выполнивших]».



Иными словами, в сериале проводится идея, что для человека важно не только добиться правды, но и понимать, что именно предстаёт для него в качестве правды. И важно также понимать, что если правительство скрывает от общества какую-то информацию, либо же преподносит её не совсем точно, значит, на это тоже есть объективные причины. Есть ситуации, когда правда должна остаться необнародованной, потому что это может плохо обернуться и для государства, и для общества в целом. Ведь только в условиях первобытного равенства нет тайн. Но современное общество далеко от первобытного состояния, и стремление к полной прозрачности способно разрушить самоё идею демократии.

Несмотря на то, что «Берлинский отдел» совсем не похож на предыдущую шпионскую историю Ричарда, он не мог не использовать в работе прошлый опыт, хотя и настаивал, что не стоит проводить параллели: «Я снимался в британском сериале “Призраки”, который здесь [в США] известен как “МИ-5”. И в связи с этим провёл большую исследовательскую работу. Но здесь было по-другому. Темой стало ЦРУ. К тому же, местом действия является Берлин, который на самом деле как бы стоит на передовой линии истории шпионажа. Он был прямо на краю Железного занавеса в течение большей части послевоенного периода, так что мне было просто интересно увидеть, как этот институт работает в современном мире, в современном политическом климате. И мы говорим о ситуации с кибер-хакером или изобличителем. Так что мне это показалось актуальным и очень современным. Хотелось увидеть, как обычные люди функционируют в этой сфере деятельности. Мы получаем этот опыт именно сейчас. Это пугает, это расстраивает, это приводит в бешенство, и это по-настоящему качает тебя то влево, то вправо. И ты реагируешь в духе: “Не знаю, по какую сторону баррикад нахожусь”».

Поскольку ЦРУ имеет широкое представительство в Берлине, съёмочная группа встречалась кое с кем из его структур, чтобы иметь более-менее адекватное представление, о ком они делают фильм, или, по крайней мере, почувствовать, что всё снимаемое — далеко не выдумка: «Нам удалось посетить американское посольство и познакомиться с людьми, занимающими такие же должности, как и наши герои. Конечно, всё происходило в секрете, и детально мы всё не исследовали, но было интересно взглянуть, как они работают. Ещё одна интересная особенность Берлина — это международные представительства. Все эти посольства, каждое с потрясающей архитектурой, как бы отражающей характерные черты, — даже если вы, поехав в Берлин, просто устроите тур по посольствам — это будет увлекательно. Так что мы отлично проводили время».



Продолжение следует.


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Суббота, 24.06.2017, 15:41
Britu
Сообщение # 50 | 24.06.2017 | 20:43
Группа: Администраторы
Сообщений: 9593
Offline
 Берлинский Отдел (1 сезон) / Berlin Station series (1 Season) (2016) — Часть 3

Город-шпион

Ещё один полноценный и нетривиальный персонаж сериал — Берлин.
Зритель привык и ждёт, что если снимают в городской среде, то стараются брать выгодные интерьеры, чтобы угадывалось пространство. В Москве — Красная площадь, в Лондоне — Парламент, в Берлине — Бранденбургские ворота, Бундестаг и телебашня... В сериале это есть, но совсем немного. В основном это Берлин нетрадиционный (во всех смыслах), в первую очередь, Берлин глобализированный, центр мигрантского движения, хотя самих мигрантов почти не видно. Но они уже изменили облик города. Граффити не похожи на грязь, оставленную представителями субкультур; это направление художественной деятельности, выражение неких тенденций выхода субкультуры на поверхность, приобщение их к публичности: «Берлин — один из самых потрясающих городов. <…> Его герои носят маски и выдают себя за других, для того чтобы действовать в той среде, куда внедряются. Мне кажется, Берлин как город делает то же самое. Его история насчитывает множество периодов раздора: Веймарская республика в 20-х годах, Первая и Вторая мировые войны, Штази в 60-х, падение Стены в 89-м году, и современный Берлин, являющийся прогрессивным городом будущего. Он так многолик, и каждый его лик мы запечатлели в нашем сериале. Он там присутствует и в архитектуре, и в людях. <…> Думаю, Берлин сам по себе шпион».

Иными словами, столица Германии была выбрана не случайно, — дух города таков, что способствует появлению таких, как Томас Шоу: «По моим ощущениям там настоящая лёгкость. Может быть, это просто моя точка зрения, но, кажется, это культура, которая на самом деле не опекает своих граждан, а предполагает, что люди сообразительны, то есть позволяет им быть умными, не нянчится с ними. Я родом из Англии, где мы под сильнейшим наблюдением, [страна] даже получила прозвище «государство-нянька». В Германии дело обстоит не так. И думаю, это делает людей очень стойкими и позволяет им обладать широтой взглядов».



У создателей была интересная идея — снять всё происходящее глазами и ушами персонажей. Зрителю, конечно, сложно перестраиваться. Ведь привычнее, когда есть одна, максимум две позиции — автора и героя, или двух героев-антиподов... А здесь приходится примерять на себя все роли... И прежде всего — Дэниела: «Мне, как актёру, очень важно проявлять интерес к тому миру, куда я попадаю. Пришлось передать эту пытливость Дэниелу, потому что мы собираемся наблюдать за этими людьми его глазами, что является как бы легким прикосновением. В отношениях с этими людьми Дэниел — само очарование. Он мягко изучает и анализирует всех своих оппонентов и коллег». Это чем-то напоминает интерактивную игру — можно почувствовать себя в шкуре любого и попытаться решить самые разные жизненные вопросы. тем не менее, Ричард настаивал на том, что фильм — единое целое: «У нас менялись режиссеры, но не оператор, так что стиль... Думаю, когда приходил новый режиссер, каждый из них хотел как бы наложить свой отпечаток на сериал, но в то же время у сериала в целом был свой стиль. Думаю, Хаген создал нечто изумительное. Думаю, что его подсветка и способ, которым он преподносит этот город... Он знает этот город. Он живёт в этом городе, так что...»

Берлин — город-космополит, лежащий на пересечении культурных путей Европы и Азии. И то обстоятельство, что сериал снят совместно американскими и европейскими производителями, тоже работало на него. Естественно, Ричарду опять пришлось говорить на чужом языке: «Да, ещё одна вещь, которую я люблю в нашем сериале, — сцены с диалогами на немецком языке. Нам так повезло, что мы заполучили потрясающих европейских актёров — датчан, немцев, британцев, — актёрскую игру, которую они предлагают. Часто в сериалах, подобных этому, приглашённые актёры так или иначе не всегда выступают на должном уровне, но в данном случае все они — звезды немецкого кино, и каждый раз, как немецкий актер появлялся на площадке, я думал: “Ух ты, планка по-настоящему высока”. Качество творчества в Германии в широком смысле, не только в отношении актёрского мастерства, но и в отношении [работы] художественного отдела, меня просто поразило».



Говоря о том, как было принято решение в пользу съёмок в сериале, Ричард обращал внимание на то, что не выбирал своего героя. Мы не знаем точно, как произошёл выбор, и кто здесь сыграл основную роль, но известно, что Ричард мог сыграть и кого-то другого, что на роль его утвердили после кинопроб: «Вообще-то я присматривался к другим персонажам. Сначала я подумывал о Гекторе, сыгранном Рисом Ифансом. Кажется, первым пригласили Ричарда Дженкинса, ещё до того, как пришли Рис и Мишель Форбс. Думаю, я пришёл на эту вечеринку четвёртым. Когда видишь в сборе весь актёрский состав, то ставишь подпись не задумываясь. Кто не хотел бы сняться в одной сцене с Рисом, Ричардом или Мишель? Это ещё одна из вещей, которые мне особенно нравятся. Всем актёрам уже за сорок. Мы действительно нравимся друг другу. Между нашими персонажами существует настоящая химия, и есть вероятность, что мы сможем вернуться и повторить всё снова. Я надеюсь, нам повезёт, и мы получим добро на второй сезон. Было бы очень здорово вернуться в Берлин вместе с этими людьми».
К слову, далеко не все зрители приняли на ура то обстоятельство, что главные герои не слишком молоды. Между тем, именно это делает сериал нестандартным: группа умудренных опытом, поживших людей доказывает, что возраст не помеха быстрым, креативным и зачастую авантюрным решениям.



Продолжение следует.
LadyAragorn
Сообщение # 51 | 25.06.2017 | 13:18
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Берлинский Отдел (1 сезон) / Berlin Station series (1 Season) (2016) — Часть 4

Дэниел Миллер: чужой среди своих

Иногда актёру везёт, и роль пишут специально для него или же приглашают на роль мечты. В случае с Дэниелом Миллером Ричард был полностью во власти создателей. Однако определённое неведение актёра в том, кем он будет в этой истории, также сыграло ему на руку, ибо сближало с будущим героем. Нужно уметь быстро реагировать на изменяющиеся обстоятельства и находить в себе силы воспитывать в себе новые чувства: «У меня вроде бы не было именно такого выбора, то есть меня не спрашивали: “Которого из героев ты хочешь сыграть?” Предыстория этого человека такова, что фактически у него было европейское детство. Его отец работал в военной разведке в Берлине, и, в этом отношении, взять европейца на роль американца было целесообразным. Думаю, именно отправившись в Америку, будучи подростком, Дэниел находит в себе патриотизм гораздо полнее, чем ему прививалось, когда он был мальчиком. И это не так уж отличается от моего собственного пути. Я сам, Ричард, начал испытывать настоящее чувство патриотизма к Америке. Я британец и провёл здесь всего-то около пяти лет, но меня глубоко волнует всё происходящее в данный момент, в СМИ. Как не относящемуся к избирателям мне не разрешено говорить об этом, и это действительно расстраивает. Я просто думал, что это интересно, и я могу вложить это в образ героя».



Ещё одна особенность «самостоятельной жизни» сериала, с которой актёру пришлось мириться, — изменения линии героя без его вмешательства. «Берлинский отдел» — не первый случай в работе Ричарда, когда герой задумывался с одним именем, а позже обретал другое… Гэри Моррис стал Гэри Фуллером. И вот теперь Майер стал Миллером. Это кажется мелочью, но для актёра, глубоко входящего в роль, это почти перемена собственного имени. Но Ричард постарался приноровиться к обстоятельствам: «Изначально происходил подбор имени, в итоге оно было выбрано. Думаю, всегда устраивается проверка имени (чтобы убедиться, что не будет использоваться имя реального человека, которого могут спутать с героем. И потом мне сказали, что это имя использовать не могут. Это действительно был момент в духе: “Ох, ну ничего себе!”, потому что я провёл много исследований самой фамилии, узнал её происхождение, но пришлось отбросить всё это. Но мне предложили три других фамилии, спросили, какую я предпочту. Фамилия “Миллер” не показалась той самой, я нашёл её странно не выделяющейся, но вообще-то сам факт того, что в прошлых набросках у него была другая фамилия, мне понравился. Понравилось, что он как бы безликий человек, который в перспективе окажется совсем не тем, за кого его принимаешь. Всё это я использовал [для работы над образом]».
И, наконец, последнее, что почти никогда не зависит от актёра, — финал истории. «Мне нравятся открытые финалы», — не раз говорил Ричард. Судя по отзывам в сети, зрителю они тоже нравятся, — при условии, что герой останется жить в следующем сезоне. Дэниэл Миллер остался.


Характеризуя своего героя, Ричард выделял несколько смысловых линий, составляющих его сущность: это противоречия между прошлым и настоящим; между обычной жизнью и сверхзаданием; между европейским и американским типами мировоззрения. Но в первую очередь он настаивал на том, что «Дэниел не супергерой. Это обычный парень, противостоящий необычным обстоятельствам. У него нет набора сверхспособностей. Он не похож на тех персонажей, из-за которых вы иногда восклицаете: “Они гениальны!” или “Они великолепно владеют оружием!” или “Они бегают марафон, так что смогут догнать преступников!”. Если вы заглянете ему внутрь, то увидите обычного парня». И это. По мнению Ричарда, отличает весь замысел «Берлинского отдела» от замысла «Призраков».

Тем не менее, несмотря на всю «обыкновенность», именно Дэниел понадобился для поисков крота. «Его умение определить, откуда произойдет утечка, стало движущей силой, которая мгновенно определила его на эту должность. Не думаю, что он обязательно хотел это задание в самом начале. Но затем он находит эту утечку и оказывается втянутым в эту ситуацию. Думаю, то, что делает его подходящим для этого задания, — его способность быть человеком, который может раствориться в толпе. Он в состоянии уловить, когда обстановка накаливается. Он чувствует окружение, в котором вращается, и понимает, чего будет стоить просто исчезнуть в этой обстановке и стать хамелеоном».

Ричард полагал, что свои профессиональные навыки Дэниел дополняет навыками жизненными, и в этом его преимущество перед коллегами, которые не всегда доверяются простым вещам: «Свою линию исследования я повёл с его детства в Берлине. Я изучал Западный Берлин и ЦРУ, хотя найти правдивые рассказы о ЦРУ невозможно. И тогда я обратился к художественным произведениям Олена Штайнхауэра и узнал, как он видит героя. А потом, когда приехал в Берлин, понял, что всё, что мне нужно, было там. Город наполняет вас столь многими вещами. В самом деле, для меня его [Дэниела] величайшим достоянием является способность наблюдать и интерпретировать, а также его инстинкты. Это то, о чём я всегда спрашивал самого себя. У меня очень острые инстинкты, и когда ты их не слушаешь, то, в конечном счёте, начинаешь идти по пути, о котором позже пожалеешь. Как правило, вы можете воскресить в памяти тот момент, когда звучал тревожный звоночек, и вы думаете: “Если бы я тогда прислушался”. Вот что происходит в этом сериале. Есть этот тревожный сигнал, который звучит в первой серии, и затем мы доберёмся до десятой, где Дэниел подумает: “Я знал. Мне следовало прислушаться к тому инстинкту”».



Это не первая «американская» роль Ричарда, но здесь фактор смены гражданства и мировоззрения играет ключевую роль: «…Что было интересно, так это подход к тому, как европейцу играть американца, потому что Дэниел вырос в Берлине, так что на самом деле он получил европейское образование, пока был подростком. Поэтому он скорее приобрёл свой патриотизм, нежели это было привито ему с рождения. И я думаю, что проходя через это приключение, он начинает сомневаться в учреждении, на которое работает. Начинает сомневаться в правительстве. Он ставит под сомнение свой собственный патриотизм, потому что считает, что система дала трещину, которая может стать причиной её разрушения. И, в конечном счете, ты один на один [со всем этим], и ты цепляешься за этот патриотизм или отвергаешь его. А когда ты его отвергаешь, ты как остров, ты никто без своей страны. И конечно, тогда всё ставится под сомнение».


Роль Дэниела не только сильно отличается от прошлых ролей Ричарда, но и в целом выбивается из шпионского амплуа. И в ней есть то, что постоянно привлекает актёра, — давление прошлого. Поэтому Ричард опять не смог обойтись без истории героя: «Он работает в учреждении, в котором работал его отец. Его направляют туда, где прошлое оставило на нём шрамы, и его патриотизм подвергается сомнению. <…> Было интересно покопаться в прошлом Дэниела, в том, как он жил с отцом в Западной Германии и как потерял мать. В сюжете эта история не рассказана до конца, но это формирует его как личность». Кроме того, он рассказывал, что потратил много времени на поиск старых открыток с видами Берлина социалистической эпохи, сделал из них целый альбом, чтобы визуально понимать, какой мир окружал его героя с детства: «У меня было много времени на подготовку, я придумал большую биографию, использовал всевозможные детали, и этим поделился со сценаристами, сказав: “Держите, вот моя работа. Мы можем использовать её сейчас, а можем в шестом сезоне. Кто знает?” Если у нас будет шестой сезон».

Поскольку Дэниел изначально должен был быть как будто на полутонах, ему необходим был контрастный по темпераменту, очень выразительный партнёр. На эту роль был выбран Рис Ифанс — Гектор Де Джин. Ранее они играли в эпизоде фильма «Алиса в Зазеркалье»: «Я видел его один раз в массовой сцене. Кажется, в соборе. Заметил его в углу в рыжем парике и вроде как помахал издалека. На тот момент мы не знали, что будем играть в этом сериале, но это был один из таких своего рода значительных моментов». И всё же их настоящий тандем был впереди: «Их отношения — действительно некая игра в кошки-мышки, и выяснение того, как будут работать эти отношения, было очень занятно. <…> …Наши персонажи стоят как бы на противоположных концах спектра и вдобавок стимулируются теми событиями, что происходили между ними в прошлом. Это отчасти и серьезные отношения, и опасные отношения, а так как Рис от природы комик и клоун, это создаёт дихотомию. Ему удалось привнести это в своего персонажа…<…> Их отношения стали похожи на роман. Дэниел очень нуждается в жизненной силе Гектора, чтобы выжить. Хищник становится добычей…»


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Воскресенье, 25.06.2017, 13:27
Britu
Сообщение # 52 | 25.06.2017 | 14:41
Группа: Администраторы
Сообщений: 9593
Offline
 Разум в огне / Brain on Fire (2016)

Премьера: 14 сентября 2016 (Торонто, Международный кинофестиваль)



Сценарий: Джерард Барретт, Сюзанна Кахалан
Режиссёр: Джерард Барретт

Хлоя Грейс Моретц — Сюзанна Кахалан
Кэрри-Энн Мосс — Рона Кахалан
Ричард Армитидж — Том Кахалан

В интервью различных лет Ричард неоднократно говорил, что его очень привлекает независимое кино — свободой творчества, нестандартным выбором сюжета, авторской составляющей. По окончании съёмок «Хоббита» он смог воплотить давнюю мечту и снялся в нескольких независимых фильмах, одним из которых является «Разум в огне».

В основе сюжета лежит автобиографическая книга Сюзанны Кахалан о том, как она оказалась на грани жизни и смерти вследствие редкого заболевания, и каким образом смогла вернуться. По сути, эта книга о том, как чрезвычайные обстоятельства могут вернуть людей друг другу, сплотить развалившуюся семью и заодно помочь многим людям, оказавшимся в похожей ситуации.



Фильм не повторяет структуру книги слово в слово; создатели слегка изменили идею, но не исказили событий. Главным мотивом стал разлад человека с собственным телом и путь к самому себе. Возможно поэтому многие подробности, связанные с отношением родителей Сюзанны, уходом за дочерью, ролью Стивена — друга и любимого человека девушки — слегка отошли на второй план. Фильм как будто состоит из двух частей: в первой показана мрачноватая история надвигающейся болезни и растерянность Сюзанны перед непонятными переменами в собственном теле и сознании; вторая часть более короткая, рассказывающая о поисках решения и выздоровлении. В результате получилась добротная семейная драма, без излишней романтики, но формирующая у зрителя доверие и сдержанный оптимизм на случай непредвиденного в индивидуальной жизни каждого человека.



Для множества зрителей роль любящего отца, взявшего на себя огромные тяготы по уходу за дочерью, стала настоящим подарком. А для самого Ричарда эта роль стала ещё одним непростым опытом игры реально живущего человека (первым был Чоп из независимого фильма «Урбан и Гаражная команда»). Актёры много времени проводили в обществе реальных Сюзанны и её отца, обсуждая подробности их истории.



Ричард и Кэрри-Энн Мосс, сыгравшая роль матери, смотрятся очень гармонично в сценах общей борьбы за жизнь и рассудок дочери. Актёрам удалось показать, что несмотря на прошлые разногласия и обиды, они готовы пойти на всё ради благополучия дочери, и в результате они выходят победителями.



[Раздел будет дополняться по мере появления интервью, рецензий и отзывов о фильме. — Сост.]
LadyAragorn
Сообщение # 53 | 29.06.2017 | 17:39
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Алиса в Зазеркалье /Alice Through the Looking Glass (2016)

Премьера: 10 мая 2016 г.



Режиссер: Джеймс Бобин
Сценарий: Линда Вулвертон, Льюис Кэролл
Миа Васиковска — Алиса
Джонни Депп — Безумный Шляпник
Саша Барон Коэн — Время
Энн Хэтэуэй — Белая Королева
Хелена Бонэм Картер — Черная Королева
Ричард Армитидж — Король Олерон

У всех экранизаций «Алисы» интересная судьба: в одном из самых первых фильмов, 1933 г., в камео засветились Гари Купер (Белый Рыцарь White Knight) и Кэри Грант (черепаха Квази Mock Turtle). Так что Ричард пополнил галерею звёзд.



Актёру досталась роль Олерона, Подземного Короля, отца двух дочерей — Белой и Красной королев. Несмотря на то, что роль совсем небольшая, персонаж Ричарда — один из ключевых, ибо его родительское осуждение дочери на глаза у всех стало одной из причин, по которой некрасивая дочка становилась всё злее и злее.


Несмотря на ограниченность королевского экранного времени, Ричарду его вполне хватило, чтобы каждым жестом, каждой переменой выражения лица создать образ достойного, мудрого и любимого своими подданными короля и любящего отца, который за государственными заботами проглядел детство своих дочерей. В результате маленькая ложь и детская обида разрослись в войну между королевствами.





На этом фильме у Ричарда опять сработал закон парных чисел: он во второй раз сыграл короля.
Пошли ему мироздание Третьего…


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Четверг, 29.06.2017, 18:39
Ketvelin
Сообщение # 54 | 01.08.2017 | 17:34
Группа: Друзья
Сообщений: 3153
Offline
 Паломничество / Pilgrimage (2017) — часть 1

Премьера: 23 апреля 2017 г.



Режиссёр — Брендан Малдауни
Ричард Армитидж — Раймон де Мервиль
Том Холланд — послушник
Джон Бентрал — немой
Стэнли Вебер — брат Геральдус

Впервые информация об этом фильме прозвучала в одном из интервью, посвящённом роли Доллархайда, 2015 г.: «Мы начали буквально в прошлую пятницу (24 апреля 2015 г.), так что для меня всё пока в новинку! Неделю назад в Торонто мы закончили снимать “Ганнибала”, и вот я уже в Ирландии. Это замечательный сценарий, который продюсируется компаниями “Irish Film Board” и “XYZ Films”. Независимый фильм, снимаемый в сотрудничестве с бельгийцами. События происходят в начале XIII века сразу после Четвёртого Крестового похода и рассказывают о том, как священная реликвия возвращается в Рим. Я играю норманнского оккупанта, который большую часть времени пытается сорвать это путешествие. Половина моих диалогов звучит на французском».



Герои Ричарда уже говорили на других языках — например, по-русски, но только отдельные фразы. Теперь же ему предстояло выучить изрядный текст на старо-французском, что довольно трудно, потому что сам он признавался, что владеет этим языком «немного»: «Но я пытаюсь выдавать себя за француза, так что это будет очень интересно, потому что я работаю с большим количеством бельгийцев, и у меня много сцен с парнем, по имени Стенли Вебер, а он парижанин! На данный момент пока всё неплохо».

Тем не менее, с тех пор прошло почти два года, прежде чем фильм оказался в программах фестивалей и затем вышел в широкий прокат.

Строго говоря, это не первый фильм на основе средневекового материала, — как ни как, сериал о Робин Гуде, при всей специфике, имеет прямое отношение к тем временам. И всё же у актёра ещё не было такого по-настоящему серьёзного и глубокого проникновения в средневековую культуру Европы. И сам он замечал, что действие фильма «наиболее приближено к правдивому отображению действительности того, откуда мы пришли».
В этом, пожалуй, была основная сложность, с которой столкнулись создатели фильма: независимый статус предполагал довольно ограниченный бюджет, но историческая основа требовала затрат для воплощения культурного колорита. Но Ричард полагал, что в этом есть безусловные преимущества: «…Если это независимое кино, то, на мой взгляд, у тебя гораздо больше простора для экспериментов. Так что, в данный момент, мне действительно доставляет удовольствие работать в относительно низкобюджетном независимом кино, потому что это то самое место, где я могу реализоваться как актёр, и где нет студии, опасающейся тех рисков, на которые ты можешь пойти. Поэтому сейчас это та ниша, где мне больше всего нравится».

Как отмечалось во многих рецензиях, фильм представляет собой тот редкий случай, когда низкий бюджет не только не ощущается, но и возникает чувство масштабности, размаха съёмочного процесса, — в основном, конечно, за счёт невероятных пейзажей, но во многом также вследствие кропотливой работы создателей и умения правильно распределять средства и силы: «Кажется, у нас было около 23 дней. Мы все приехали в Ирландию, трейлеры действительно были ветхие и костюмы собирались по частям. Художник по костюмам проделала потрясающую работу, пошивая вещи своими собственными руками. Мне очень нравится то, что фильм выглядит масштабнее, чем деньги, которые были на него потрачены. Это действительно заслуга гения Брендана Малдауни, потрясающей операторской работы и ирландских пейзажей. Никогда не стоит всё это недооценивать».

Весь прошлый творческий опыт актёра подтверждает его склонность сохранять внутреннюю независимость на фоне обязательной командной дисциплины при подготовке к роли: «Я люблю изучать книгу, где герой уже придуман автором, поскольку это первоисточник, но я также люблю сделать [его историю] более подробной и интерпретировать то, что хотел донести автор, а затем отыскать те моменты, которые помогут “засеять сад”. В то же время, когда у тебя нет ничего, ты волен двигаться в любом направлении. Сложность в этом случае в том, что ты должен быть в постоянной связи со сценаристами и сотрудничать с создателями сериала или фильма, потому что я могу сколько угодно часами бродить по касательной, погрузившись в свой мыльный пузырь исследований, но если это не будет грамотно изложено в словах на странице сценария в авторской комнате или с автором непосредственно, это будет интересно лишь мне одному, но бессмысленно для картины».

Имея полную свободу воплощения замыслов, создатели, действительно, постарались добиться максимума подлинности при воплощении сюжета. Сценарист Джейми Ханниган рассказывал, что на этапе подготовки много работал с Томом Холландом и Джоном Бернталом, в особенности над тем, что у обоих были нестандартные фонетические особенности: у Бернтала был как бы «внутренний» язык, а герой Холланда говорил на нескольких. Также Джейми написал большую детализированную предысторию персонажей Ричарда и Джона, и хотя в фильме этого не увидишь, но всё это незримо присутствует. Так что Ричард был не единственный в своём роде: для всех персонажей были сделаны мини-биографии, к примеру, о клане, в котором был Диармуд; предполагалось гораздо детальнее рассказать о нём в начале фильма, но из-за ограниченного бюджета всё это пришлось убрать. И даже Бернтал тоже занялся мини-биографией Немого, хотя поначалу не собирался этого делать, хотел, чтобы была завеса тайны.

Наверно, это одна из немногих ролей, которая предназначалась именно для Ричарда, а не попала к нему случайно: «Кажется, мне прислали сценарий задолго до того, как начались переговоры с другими актёрами, и это было целенаправленное предложение. У меня агент в Лос-Анджелесе, он ирландец и всё ирландское очень его привлекает. Это обстоятельство и свело меня с ирландским кинематографическим советом и привело к сотрудничеству с ирландскими режиссёрами. Так что сценарий просто упал мне в руки, и очень понравилась возможность сыграть персонажа француза, преимущественно сфокусированного на войне на оккупированной территории в тот исторический период. Мне крайне по вкусу пришёлся тот мир, который описал Джейми Ханниган». Сам Ханниган уточнял потом, что с Ричардом ему встретиться на съемочной площадке не удалось, но он много писал ему по электронной почте, так как ему очень важно как можно больше знать о роли.

Проект был интересен Ричарду не только сам по себе, но и как часть эпохи, которая влекла его с детства: «Помню, в начальной школе изучал Ричарда Львиное сердце и интересовался Нормандским Завоеванием. Конкретно в этой истории мне было интересно отношение мальчика, выросшего в захваченной сельской Ирландии, и конфликта между своего рода миролюбивой группой монахов и этой семьёй, в особенности с Раймоном Де Мервиллем как молодого правителя, выросшего под военными знамёнами». Но идея истинных и иллюзорных ценностей, поднятая в фильме, тоже оказалась для него очень привлекательной, — тот «момент, когда открывается, что Реликвия — это всего лишь каменный обломок. Все возлагали на неё надежды, благоговели и наделяли столь сильной властью, а в итоге получили что-то вроде увековеченного мифа. Мне было это интересно. То есть, в каком-то смысле реакция героя в этой истории — что-то вроде издёвки, и мы в современном мире порой делаем то же самое. Мы наделяем вещи такой важностью, вне зависимости от того, каковы наши боги; всё дело в проецировании чего-то на то, что не имеет ценности. Эта тема проходит через весь фильм».



Продолжение следует

"Всегда найдется кто-то... [кто не согласен с тобой]" (с) RCArmitage
LadyAragorn
Сообщение # 55 | 01.08.2017 | 19:36
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Паломничество / Pilgrimage (2017) — часть 2

По мнению Ричарда, фильм подводит зрителя к мысли, что рано или поздно приходится выбирать между высокими, но абстрактными истинами и конкретными человеческими чувствами любви, преданности, мужества: «…К концу фильма вы начинаете осознавать, что автор Джейми и режиссёр действительно исследуют братские отношения и дух товарищества, и по факту показывают торжество жизни в тот самый момент, когда на этом пляже происходит бойня. Они как бы внушают, что мы не должны придавать такое большое значение подобным реликвиями — а стоят ли они того, чтобы умирать за них?»



Поэтому Ричард полагал, что проблематика сюжета близка, понятна и актуальна, несмотря на историческую экзотику: «В фильме есть реплика, когда я говорю, что всегда будет ещё одна война, всегда будет повод притязать на спасение или искупление. И ты знаешь, что это лишь повод отправиться на войну и установить господство посредством идеи о реликвии, которая на самом деле, когда ларец откроется, оказывается всего лишь камнем, и ты не веришь своим глазам, а они наделяют его всей это силой. И я думаю, мы сегодня очень часто поступаем так же. Вероятно, биткоины — современная версия реликвии, понимаете?»

Ещё одна смысловая линия, привлёкшая актёра, — тема властной функции религии, когда идея становится антропоморфной, почти что самостоятельным субъектом. По мнению Ричарда, это происходит «в силу того, что постичь до конца мы не можем. Вы можете иметь свои убеждения, но если вы не убеждённый верующий, вы не можете действительно поверить, как что-то, произрастающее из истории, книги или литературного произведения, может быть создано, чтобы властвовать или заставить целые нации идти на войну друг с другом. …Это то, что построено, чтобы завоевать умы и захватить общество, а кто-то скажет, что и контролировать общество. Во многом в этом и было дело во всей этой истории, но это же самое мы можем видеть и сегодня. Думаю, это и есть та причина, по которой мы можем ощутить связь с этой историей. … Я пытался объяснить своего рода дар, которым мы все наделяем этот кусок камня. Не отчуждая людей, имеющих сильные религиозные убеждения, мы наделяем что-то, будь это книга или причастная облатка или вино, которое вы пьёте, властью, происходящей из человеческого разума. Мы даруем эту власть и значимость. В каком-то смысле в этом и есть замысел фильма. Мы видим камень, мы знаем историю его происхождения, и путь этой реликвии так же важен, как и жизнь любого из этих героев. Вы осознаёте, что они наделили властью эту вещь, и это стоило людям их жизней, а это всего лишь камень» .

Новый персонаж привлекает не только завораживающей хитростью и жестокостью, но и внешним видом, который, как выясняется, создан… самим Ричардом. Этим и хорош независимый проект, — создатели очень тесно работают с актёрами, это коллективная идея: «Брендан Малдауни великолепно сотрудничал со всеми, он дал мне свободу в том, как будет внешне выглядеть мой герой. Он абсолютно точно представляет себе, каким будет его фильм, но интересовался моим подходом к этому, и это было здорово, очень демократично». Кроме того, «сценарист дал мне целый ряд отправных точек — он родом из Руана и большую часть взросления провёл в Ирландии. Захват произошёл, когда он был довольно молод, вероятно, был подростком, поэтому я просто взял во внимание корни его семьи. <…> Я как бы двигался от этого, отталкивался от определённой музыки и изображений, чтобы поставить на ноги этот образ. Но по факту, так как это по большей части линейный фильм-путешествие, предыстория героя по большей части декорация — всё должно было быть только здесь и сейчас, и дальше, и это было довольно здорово — быть с этим героем, до мозга костей человеком действия, смотрящим вперед и амбициозным».



Отвечая самому себе на вопрос, что именно сделало Раймона таким, Ричард нисколько не собирался его оправдывать. Ему просто хотелось объяснить самому себе, как в одном человеке могут сочетаться храбрость и предательство, ум и жестокость, преданность и коварство, и это не исключение, а скорее норма: «Есть в нём некое честолюбие, он вырос в обществе отца, где война была единственной причиной существования. Война, доминирование и оккупация — вот всё, что ему ведомо с колыбели, и его отец сейчас уже в состоянии жизненного упадка. Он называет отца трусом. Поэтому реликвия для него является чем-то, что поможет ему возвыситься, это своего рода золотой билет, который поможет завоевать расположение короля. И это, полагаю, всё, что он перед собой видит, не замечая жизни вне этого». Вывод актёра однозначен и беспощаден: «…Он видит самого себя как чемпиона, который добьётся присутствия своей семьи подле короля и преподнесёт ему эту реликвию. Он собирается вести армию в следующий Крестовый поход. Это та часть, где он говорит, что искупление и спасение достигается путём героических поступков на войне. Думаю, он таким образом и видит свой путь и он почти видит себя со своей армией в Святой Земле, и, тем не менее, он живёт собственными фантазиями. Поэтому я бы назвал его экстремистом или фанатиком».

Таким образом, Раймон живёт в мире, где моральные ценности перевёрнуты с ног на голову, — и всё в рамках Закона Божьего: «…В тот период времени норманны были частью большой военной машины, и он должен был быть воспитан в такой культуре. Он всегда был на войне и должен был быть натренирован для сражений. Для него насилие было нормальным явлением, так же как и отстаивание своего превалирующего в обществе положения путем насилия. Для него бой — привычные будни». Вот почему «…я никогда не рассматривал его как злодея. Я воспринимал его как своего рода носителя войны; с современной точки зрения разжигатели войны считаются мерзавцами, но я думаю в рамках жестокости того периода, который мы рассматриваем, его бы приветствовали как героя или чемпиона, так как он отстаивает свои интересы. Но да, работа на таком уровне имела ощутимый металлический привкус». Как солдат он не отягощён высокими материями, хотя истово верует в бога.

Раймон невероятно жесток, в то же время, он не садист. Иными словами, жестокость не приносит ему наслаждения, это обыденная необходимость. Создатели придумали своеобразную «изюминку» его жестокости — невероятное в своей утончённости оружие, которое он постоянно носит в рукаве, что-то вроде стрелы с зазубринами для вспарывания животов. Ричард признавался, что почему-то не нашёлся придумать название этому жуткому артефакту: «…Хотя мне следовало что-то придумать! Их было несколько. Пару штук мы сломали, потому что… эм… я слишком увлёкся, практикуясь на животе монаха, которого мучил! Мне следовало придумать название, но я этого не сделал». Разумеется, это была шутка. Репортёр, с которым он беседовал, предложил назвать эту штуку «дознаватель», и актёр, смеясь, согласился.



Однако бравада — лишь внешнее. В действительности такие вещи вызывают отвращение даже у актёров, хорошо знающих кухню спецэффектов: «В сцене пытки команда по спецэффектам сработала превосходно. Они смастерили натуральные внутренности из сосисок, когда я их вытягивал, они издавали такой реалистичный хлюпающий звук, что меня даже слегка стошнило. У вас будет возможность увидеть это в фильме, он выглядит так, словно ему отвратительны собственные действия». Впрочем, в кадр это, по понятным соображениям, не попало.

Ричард считал, что кроме социальных обстоятельств наверняка были и какие-то обстоятельства внутри семьи Мервиллей, сыгравшие роль в становлении Раймона: «Для меня также стало интересным то, что в этой истории нет ни одного женского персонажа, поскольку женские персонажи зачастую могут уравновесить агрессивное насаждение отеческого мышления. Но прочувствовать это — было своего рода вызовом, и в каком-то смысле ты сдаёшься, потому что окружающая тьма затягивает, одерживает верх, но также я чувствовал, что и мой герой сдаётся. Как герой ты можешь либо противостоять этому, либо поддаться этой тьме внутри тебя, и я думаю, именно это и случилось с Раймоном, — он становится настолько одержим своим внутренним деструктивным движением, что просто сдаётся и как бы думает: “Ну что ж, если я не могу быть хорошим, буду по-настоящему плохим!”»



Продолжение следует


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Вторник, 01.08.2017, 19:41
Britu
Сообщение # 56 | 01.08.2017 | 20:50
Группа: Администраторы
Сообщений: 9593
Offline
 Паломничество / Pilgrimage (2017) — часть 3

Главное, к чему стремится его герой, — власть, почёт, всеобщее признание, но заслуженным путём. Наблюдая за ним, совершенно ясно, что ему претит лесть, он хочет объективности со стороны окружающих и хочет что-то сделать для этого. Но парадокс в том, что выбирая «поступок», он определяет для него недостойные средства: желая передать реликвию своему королю, он не задумывается, как именно получит её. В этом его слабое место, здесь — средоточие его поражения. Но нахождение этого слабого места как раз и порождает понимание персонажа и даёт возможность прожить его жизнь, стать на его место: «Не обязательно было, чтобы герой мне нравился, но я нашёл определённые аспекты его личности, внушающие симпатию. Я понимал те амбиции, что им движут и желание удержать семью на плаву, так как его отец дряхлеет. Возможно, это очень мужская вещь, особенно в тот период времени в патриархальном обществе, в котором если он не примет эстафету от отца, кто же тогда он по сути? Он похоронит имя рода. В определённом смысле от этого я отталкивался».

Итак, Ричард говорил ещё и том, что миссия Раймона — семейное дело: «…Как только вы ухватываете стремления героя, в случае Раймона — угнаться за реликвией любой ценой, даже ценой его собственной жизни, что является довольно темной установкой, тёмной целью, — вы должны понимать, чем он руководствуется. Даже в самые тёмные моменты он всё ещё человек, у него есть катализаторы. Один из таких катализаторов в случае Раймона — это во многом ощущение, что его отец угасающий и слабохарактерный — он называет его трусом — и это определённого рода предпосылка крушения всей семьи. Это его прерогатива — сохранить семью живой, и, доставив реликвию и расположив к себе короля, он добьётся этого. Поэтому амбиции — это и есть суть Раймона — и, если быть честным, я как актёр способен понять, как амбиции могут стать всепоглощающими в ущерб собственной жизни. Здесь всё дело в балансе и, к сожалению, Раймон этот баланс не нашёл». Таким образом, актёр, вероятно, полагал, что Раймон к этому времени мог быть женат и даже иметь собственных наследников, будущее которых ему хотелось обеспечить.

Постоянно выстраивая смысловые линии характеров своих героев, Ричард не мог не видеть неожиданные параллели между ними. Так, в рецензиях на фильм не раз отмечалось сходство его сюжета с сюжетом «Властелина колец»; Ричард усилил эту мысль, добавив своё представление о сходстве Раймона с Торином, а Реликвии — с Аркенстоуном: «Отец Раймона уже слишком стар и, вероятно, очень скоро выйдет из игры, и задача прославить семейное имя ляжет на плечи Раймона. Вот почему он стремится передать Реликвию королю, надеясь, что тот поставит его во главе армии в следующем Крестовом походе. Предполагаю, в этом его сходство с Торином, который тоже хотел разобраться с наследием своего отца и вернуть заветный камень».

Поскольку Раймон — военный, а не политик, то есть человек действия, последним штрихом в его истории, конечно же, должна была стать битва не на жизнь, а на смерть. В данном случае с Немым, который изначально противостоит ему во всём — в молчаливой и грозной покорности, во внешнем спокойствии и умении во всём находить правильное и необходимое для всех решение. Последняя битва — не просто способ решения конфликта, но и последнее средство показать человеческую суть каждого. Но это то, что видит зритель; для актёра же подобные сложные сцены сопряжены со множеством отвлекающих моментов, которые очень отягощают игру: «Для съёмок сцены смерти у нас оставался лишь час солнечного дня, и девушки-гримёры должны были наложить мне специально сделанную шею с простетическим насосом для съёмки брызжущей крови, так что по итогам у нас оставалось на съёмку всего пять минут — слава богу, мы всё отрепетировали! Это было невыносимо отвратительно, но я должен был максимально соответствовать реалиям того времени».



Роль исторического характера всегда связана с освоением новых навыков. На этот раз — языковых: «Одной из вещей, по-настоящему привлёкших меня в этой работе, была [возможность] сыграть в европейском фильме, где говорят на нескольких языках. Я поговорил с режиссером Бренданом [Малдауни] на начальном этапе и спросил: “А вот эту часть с языками отбросят?” А он ответил: “Нет, хочу, чтобы все эти разные языки отразили, каким был тот период жизни в Ирландии”. Потому задача использования в речи разных языков в случае моего героя была действительно увлекательной».
Язык отражает культуру персонажа и эпохи, поэтому актёр оценивает освоение терминологии как приоритетное для вживания в роль: «Знаете, я снимался в медицинской драме в прошлом и, признаться честно, сниматься в медицинской драме всё равно, что на иностранном языке разговаривать. Сейчас я снимаюсь в шпионском сериале и это тоже как разговаривать на иностранном, поскольку жаргон настолько непривычный по отношению к тому, как мы общаемся ежедневно. …Это было одной из моих целей — так как мой герой в “Паломничестве” должен был находиться среди других актёров, которые были французами и бельгийцами, — чтобы я в итоге не выглядел бездарностью на фоне двух франкоговорящих актеров! Мне на самом деле доставило удовольствие преодоление этих трудностей, и всегда нравилось французское кино».

И, тем не менее, использование других языков в современном фильме отличается от использования языков в фильме историческом, поскольку в последнем случае язык рассматривается как суть человека, прямое подтверждение каких-то его личностных черт. В те времена чужие языки осваивались с лёгкостью, потому что обусловливались спецификой мировоззрения того времени: чтобы чувствовать себя менее чужим, чтобы не только понимать, но и чувствовать, человеку приходилось быстро осваивать новый язык. Поэтому Ричард рассматривал изучение французского текста не только как средство, но и как самоцель: «Кажется, погружаясь в своего персонажа, я чувствовал себя увереннее, когда говорил по-французски. Мне особенно пришлось потрудиться над тем, чтобы создать ощущение, что говорить по-английски ему некомфортно и трудно. Говоря на родном языке, он звучит более яростно, чем когда говорит по-английски. Мне кажется, он считает английскую речь своего рода облагораживанием, что не особенно-то ему по нраву».
Помимо английской и французской речи в фильме присутствуют гельский и латынь, что создавало постоянные трудности для взаимопонимания — и в игре, и в реальности: «…Думаю, все в каком-то смысле говорили не на своём языке, и это действительно помогало с чувством пребывания в совершенно другом времени, в образе другого человека. Полагаю, это как бы подтолкнуло текст в сторону более поэтичного повествования…»

В то же время, ему пришлось столкнуться с трудностями глобализации: «Я работал в Канаде, когда впервые взялся готовиться к роли и начал работу над языком, меня подбадривали канадцы, поэтому, когда я появился в Ирландии, педагог сказала: “О, твоя речь звучит так, будто у тебя канадский акцент французского”. Она начала обучать меня этому языку с ирландским акцентом — и когда я оказался в следующем месте, они сказали, что я говорил по-французски с ирландским акцентом! Там педагог был бельгиец и в итоге мой французский приобрел бельгийский акцент. В определённом смысле было забавно готовиться к этой роли, моё ухо максимально настраивалось на то, как звучит персонаж, поэтому он подходит тому миру». Ричард со мехом вспоминал, что постановщица языка была сначала очень смущена его акцентом, «но мы его скорректировали, а потом преподнесли как “архаичный нормано-французский”».

Наверно поэтому он не выучил ни слова по-ирландски, — это помешало бы становлению образа Раймона, который не знает ирландского и очевидно презирает его как речь варваров и язычников: «Абсолютно ни слова! Я был очарован звучанием ирландского языка, но ничего не выучил».



Продолжение следует
LadyAragorn
Сообщение # 57 | 02.08.2017 | 10:35
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Каслвания (Сезон 1) / Castlevania series (Season 1) (2017)

Премьера — 7 июля 2017 года



Режиссёр — Ади Шанкар
Сценарий — Уоррен Эллис

Graham McTavish — Dracula
Richard Armitage — Trevor Belmont
James Callis — Alucard
Alejandra Reynoso—s Sypha Belnades
Emily Swallow — Lisa
Matt Frewer — The Bishop
Tony Amendola — The Elder

24 мая 2017 года канал Netflix выпустил первый трейлер к анимационному сериалу, основанному на видеоиграх, которые создала компания «Konami». Их сюжет построен на истории противостояния клана Бельмонтов и графа Дракулы. Каждые сто лет вампир восстаёт из могилы, чтобы погрузить весь мир во тьму, а Бельмонты, наделённые особой силой противостоять нечисти, должны помешать его коварным замыслам. Мультсериал рассказывает о последнем выжившем члене опального клана Бельмонтов, пытающемся спасти Восточную Европу от графа Дракулы. Режиссёр Ади Шанкар считает, что сценарий У. Эллиса «добавил глубины исходным материалам». По его словам, «Каслвания» сделана в духе «Игры престолов» и может стать лучшей адаптацией видеоигр, которые существуют на сегодняшний день.





Выйдя на телеэкраны, мультсериал сразу набрал популярности, что совершенно объективно, учитывая озвучивающий его актёрский состав и интересно выстроенные диалоги. По мнению Сэма Дитса, режиссёра от канала Netflix, курирующего «Каслванию», «обладать сложившимся кастом — истинное удовольствие. Невероятной удачей для нас стал Ричард Армитидж в качестве Тревора. Я говорю “удача”, поскольку он присоединился к проекту на очень позднем этапе. У нас было несколько проколов, и мы прилагали все усилия, чтобы отыскать кого-то подходящего. И лишь благодаря счастливому случаю и стечению обстоятельств Ричард в итоге подключился, и оказался просто идеальным кандидатом для этой роли. Поэтому мне приятно думать, что вся предшествующая этому борьба послужила именно тому, чтобы в итоге Ричард стал нашим Тревором».
Ещё одной приятной особенностью сериала стал выбор на роль Дракулы Грэма Мак-Таввиша. Ричард вспоминал об этом с удовольствием: «Абсолютная и счастливая случайность. Но они пришли ко мне и такие: “О, Грэм будет участвовать”, и, думаю, к Грэму они пришли с тем же: “О, Ричард будет участвовать”, и естественно, мы в восторге от творчества друг друга. Поэтому я сказал: “Отлично, раз Грэм согласился, то и я поучаствую!”» Хотя работать им пришлось дистанционно: «Я на самом деле [раньше] не знал, что такое “Каслвания”, и мы не работали вместе в студии, они записывали нас в разных студиях. Мы работали без изображения, перед нами был только сценарий, а анимацию создавали уже на основе голосов. Но мне очень понравилось. На мой взгляд, это было очень весело и даже немного анархично. Великолепный [сериал] и анимация потрясающая».
Возможно, в этом кроется ответ на вопрос, почему герой так похож на Ричарда…





Герой Ричарда — ироничный изгой, который на первый взгляд кажется опустившимся и беспринципным. Он «герой поневоле», имеющий все возможности им быть, но отчаянно не желающий этого. И всё-таки становящийся им, когда того потребовало чувство долга.
При просмотре не покидает чувство, что актёр от души повеселился, взявшись за новую для себя сферу. В фильме много юмора и много возможностей поиграть голосом, чем Ричард, судя по всему, не преминул этим воспользоваться: «Я всегда как бы готовлю себя к преклонному возрасту, когда моё лицо больше не понадобится на экране, и у меня останется только голос, так что…»

Сериал сразу же набрал немало позитивных, даже хвалебных рецензий:
Цитата
«Ричард Армитидж придал Тревору сдержанную иронию, но также проблески утраченного благородства; Характеристика Тревора — один из лучших элементов шоу, и Армитидж реализует каждый миг его искупительной сюжетной линии. Это отличный персонаж, который испытывает полную гамму эмоций от пьяной бравады до ехидного пофигизма и старого-доброго идущего напролом героизма. Немного гнева и разочарования здесь, немного острот и надежды там, и, дамы и господа, у нас есть персонаж, за которым стоит следовать».
Источник


Учитывая высокий рейтинг популярности, сериал был продлён на следующий сезон с удвоенным количеством эпизодов.


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Среда, 02.08.2017, 10:41
Britu
Сообщение # 58 | 24.08.2017 | 20:04
Группа: Администраторы
Сообщений: 9593
Offline
 Паломничество / Pilgrimage (2017) — часть 4

Помимо языка фильм наполнен удивительной ирландской природой. «В основном мы снимали в Коннемаре, в западной части Ирландии. Мне эти места казались в каком-то смысле землей викингов».
Удалённость мест съёмок от цивилизованного мира помогала съёмочной группе не только сконцентрироваться на процессе работы, но и полной мере почувствовать себя в другом времени, живущими другой жизнью: «…В течение первых дней отсутствие сигнала мобильной сети обескураживало, а я всё думал: “Прекрати насиловать телефон и начни наслаждаться великолепной едой, невероятным небом, поездками по проселочным дорогам, закатами!” Это такое потрясающее место для съёмок».



Не только время, но и пространство казалось другим: «Меня всегда очаровывало то, что на дорогу, которая на карте занимала всего пару миль, у нас уходили часы, поскольку приходилось огибать различные бухты и протоки, чтобы добраться до нужного нам места. Это был сплошной природный ландшафт, без какой-либо инфраструктуры. И я помню, до одного из мест нам пришлось добираться на маленькой лодке, потому что было время прилива».
Переменчивость погоды была использована создателями в сюжете фильма. Природа здешних мест — языческая, но уже почувствовавшая на себе первые шаги христианской культуры. Поэтому она ведёт себя странно, непредсказуемо, а христиане стараются понять её и в то же время подчинить: «Мне понравилось сниматься в таких местах, потому что можно развернуть камеру на 360 градусов и реально ничего не увидеть на много миль. В тот день, когда мы снимали большую схватку на пляже, небо и погода были удивительными. Мы могли видеть шторм на расстоянии около полутора часов от нас. По истечении этого времени он подошёл к нам, осыпал нас градом и дождем, а потом просто исчез. Однако было просто поразительно почувствовать на себе воздействие стихий, словно ты действительно оказался в том самом времени и месте. <…> Большую часть времени спокойствие, тишина этого места, дождь и ветер — всё это просто-напросто освобождает разум от насущных суетных мыслей современного мира».



Естественная погодная стихия добавляла проникновенности съёмочному процессу. Это, очевидно, отдалённо напоминало состояние во время съёмок «Хоббита»: «Вес костюма и скорость боевых сцен добавляли усталости, необходимой для того, чтобы правдиво передать ощущение настоящей битвы. Сочетание тяжелой нагрузки, погоды и разных видов оружия убеждали меня в подлинности происходящих событий и мира в состоянии войны». К тому же, у Ричарда опять сложились «особые отношения» с лошадью. Судя по его скромным словам, он до сих пор не считает себя виртуозным ездоком, хотя опыт в этой сфере у него немалый: «Чем больше я занимаюсь верховой ездой, тем легче она становится. У меня было маловато времени, чтобы сработаться с нашими лошадьми, и тяжёлая броня и звон кольчуги моему коню, которого я называл Мервин де Мервилль, не нравились, поэтому время от времени он немного пугался, но мне всё равно нравилось быть его седоком. Верховая езда никогда не была лёгкой, но страх в значительной мере ушёл. Длительная прогулка верхом по пляжу была замечательным способом провести послеобеденное время».

На съёмках «Паломничества» Ричард не изменил себе и продолжал настраиваться на роль с помощью музыки: «Есть художник направления китч Одд Нердрум, работы которого я часто использовал в тот период. Я нашёл большую книгу, посвящённую его искусству, и отправил её Брендану до того, как мы начали съёмки, так как мне казалось, что он передаёт тот мир. Также был альбом Жоселин Пук, такая своего рода религиозно звучащая музыка, но в то же время очень современная и электронная; я, бывало, слушал её в машине по пути на съёмки каждое утро. <…> Это способ концентрации. Из-за того, что во время работы над фильмом тебя слишком многое отвлекает, надо подобрать музыку, которая поможет тебе настроиться и быстро вернуться туда, куда нужно».



И он по-прежнему старался оставаться в образе героя вне съёмок, поэтому опять сетовал, что не нашёл достаточно возможностей для неформального общения с коллегами: «Было маловато времени для веселья и …чувство юмора Раймона распространялось только на его орудия пыток. Но мне нравилось братство. Все на самом деле приглядывали друг за другом, а Джон был очень трепетным наставником Тома, и за этим было трогательно наблюдать. Если честно, я немного завидовал. Из-за того, что мне предстояло играть роль злодея, я держался в стороне от групповых занятий гимнастикой, которые устраивали ребята. Я считал, что это поможет мне прочувствовать изолированность своего героя, поскольку мир Раймона был именно таковым, но я охотно присоединился бы к этой банде. Думаю, что Раймон в тайне жаждал братства. Его ярость была вызвана изоляцией».
Но именно эта дистанция помогла создать особую, подлинную атмосферу общения с противниками по сюжету: «…Иногда требуется длительная беседа с другим актёром, чтобы понять, что именно ты собираешься сделать. С Томом и Джоном никакого разговора даже и не потребовалось. Мы действительно понимали обязательства друг перед другом. Это интересно, поскольку Том был подающим большие надежды в тот момент. Он всё ещё в этой стадии обладающего большим потенциалом для развития и прогресса, но это было до того, как он получил роль Человека-Паука. Но он настолько предан истине в контексте роли. А Джон весь фильм вообще не разговаривал, но он так много рассказывал в каждой сцене. Мне было увлекательно просто смотреть в его глаза и понимать, о чем он думал. Это была почти телепатия, что слегка нервирует, и я использовал это для Раймона. Это выводило меня из себя. Я просто хотел знать: “Что ты мне не рассказываешь? Чего не говоришь?” Это было великолепно. Все актёры, и все потрясающие актёры-ирландцы были прекрасны. Здесь было дело не в широком интеллектуальном анализировании, это была очень интуитивная вещь».

Фильм получился многослойным, с открытым финалом и персонажами, поступки и цели которых не всегда можно трактовать однозначно. Думая над будущей реакцией зрителей, Ричард рассчитывал на силу их воображения, любовь и внимательность к истории и гуманизм в отношении к будущему: «Надеюсь, они перенесутся в мир и времена, кажущиеся им очень и очень далёкими от тех, где мы живём сейчас, но одновременно они смогут сравнить свои чувства с чувствами людей, живших несколькими веками ранее, которые в конечном счете ничем не отличаются от нас — полны амбиций, гнева и искренней веры. Надеюсь, мы позволим нашим зрителям провести эти параллели. С точки зрения моей карьеры и работы надеюсь, что зрители не станут узнавать меня в персонаже, а увидят персонажа до того, как признают меня. Такова была конечная цель его исполнения».

Интервью Ирландскому радио
https://www.youtube.com/watch?v=2u14ELyU-eU

Интервью в допах:
LadyAragorn
Сообщение # 59 | 23.11.2017 | 14:53
Группа: Друзья
Сообщений: 2935
Offline
 Лунатик / Sleepwalker (2017) — Часть 1

Премьера 14 февраля 2017 г.



Режиссёр — Эллиотт Лестер
Сценарий — Джек Олсен
Ричард Армитидж — доктор Скотт Уайт
Анна О’Рейли — Сара
Хейли Джоэл Осмент — Уоррен
Изабелла Скорупко — доктор Купер

Ещё один «трудный» фильм Ричарда, — один из тех, о которых он обычно говорит как о «личной страсти», что делается не за деньги, а по большой любви.
Съёмки начались 6 октября 2014 года в Лос-Анжелесе, но за два с половиной года лента побывала лишь на нескольких фестивалях, не увидев широкого проката и выйдя тиражом DVD. Актёр впервые упомянул о фильме в одном из интервью 2015 г.: «Это то, что мы снимали в прошлом году вместе с режиссёром Эллиотом Лестером и актрисой Аной О’Рейли. Не знаю, помните ли вы фильм “Memento”, но он его очень напоминает. Я играю доктора, изучающего проблемы лунатизма, который лечит женщину, страдающую от этого состояния. Но он оказывается кем-то более таинственным, нежели вы ожидаете. Он не тот, кем кажется». И, конечно же, у потенциального зрителя сразу же должен был возникнуть стереотипный ареал трактовок новой роли — от преступника-маньяка до детектива под прикрытием… Однако в действительности всё оказалось ещё более неожиданно.



Создатель фильма Эллиот Лестер в одном из интервью выделил главную особенность сюжета: он многослоен, в нём реальность перемешана с иллюзиями и сновидениями, но это вполне может произойти в реальной жизни при определённых обстоятельствах: «Сложность заключалась в том, — говорил режиссёр, — как вписать все слои нескольких реальностей в единую историю, закрученную вокруг главной героини. Так как во сне всё возможно и нет никаких правил, эта особенность позволила сделать фильм в визуальном стиле, нарушающем привычный порядок вещей. Часто конечный результат превосходит все ожидания. И в данном случае всё делалось на чистом вдохновении».
Режиссёр был готов к тому, что его манера будет воспринята с сомнением, как «слишком авторская», но полагал, что ему удалось сохранить очень важную особенность классического кинематографа: приковать зрительское внимание к деталям, чего в массовом визуальном продукте сегодня требуется всё меньше и меньше: «”Лунатик” — медленное действо, и следует просто отпустить себя в это путешествие. Нужно быть полностью поглощённым, а не отвлекаться на телефон, что кажется почти невозможным. Вот почему я стараюсь как можно сильнее визуализировать эту историю и при этом держать камеру в движении, следить за скоростью, за тем, как зрители задаются вопросом: “Что же происходит?” Надеюсь, мы справились с этим» (Sleepwalker)

Вероятно, всё это вкупе и сделало замысел привлекательным для Ричарда. Ранее он неоднократно говорил, что испытывает своеобразное удовольствие оттого, что не всегда знает, как сложится общий вид фильма после монтажа. Здесь это с ним происходило на все сто, поэтому он придумывал какие-то облегчающие задачу приёмы ещё на стадии ознакомления со сценарием: «Вообще-то читать было очень сложно, — признавался актёр, — Думаю, это тот жанр и стиль кинопроизводства, который и зрителю непросто постичь, ведь настолько запутано всё, касающееся того, где реальность, а где воображение или сон героини. Людям нравится очень строгое логическое повествование, а тут ты оказываешься как бы в глубине чужого подсознания, в котором можешь слегка потеряться. Поэтому было сложно уследить за сценарием, мне пришлось приклеивать ярлычки, указывающие, где реальность, где сон, а в определённый момент я осознал, что играемый мной герой, вероятно, не существует вообще. И это очень сложная вещь — уложить такое в голове, когда твой герой не реален, а является плодом чьего-то воображения или сна». Ричард утверждал, что этот опыт был для него новым, ни на что не похожим, и уже поэтому очень полезным: «…Мне также нравится быть свободным от собственных ограничений. Я наслаждался фактом, что не всегда знал, где я в этой истории, или какая её часть сейчас происходит. Я как бы передал себя в руки Эллиота, а также Аны. Потому что иногда был одним героем, а на следующий день другим, было здорово плыть по течению с ними таким образом».

Можно сказать, что в фильме, кроме человеческих персонажей, есть ещё один, тоже главный, но незримый — сон как особый мир. И это, пожалуй, ещё одна причина, почему актёр взялся за этот проект, — он неоднократно говорил, что видит сны своих героев, потому что вживается в них настолько глубоко, что они «проникают» в сферу бессознательного: «К примеру, работая над «Хоббитом», я видел очень живые сны о людях, с которыми работал». А снимаясь в «Ответном ударе», видел сновидения, принадлежавшие, как ему казалось, самому Портеру. Теперь ему, наверняка, было интересно почувствовать себя как персонажа частью чужих сновидений… Но реальность, возникающая в снах, — лишь канва сюжета, суть же его в том, насколько человек в силах принять объективную реальность, не бежать от неё, не стараться подменять её иллюзиями или выдумками. В этой связи Ричард называл несколько работ, вдохновивших его на участие в проекте Лестера. Помимо “Memento” Кристофера Нолана ему импонирует “Двойной время” Джузеппе Капотонди — «о внутренней работе разума героини, которая также вероятно в коме, и вы не знаете, что реально, а что нет. И другая психологическая драма… кажется, это фильм Хичкока 1938 года “Леди исчезает”... Там та же идея о реальности, которая меняется, и как зрители, мы начинаем с героя, таким образом, мы знаем их версию реальности, а затем кто-то пытается убедить их, что реальность — ложь. Более актуальным и быть не может для нашего времени: мы знаем правду, а нас пытаются убедить, что правда прямо противоположна, а это может очень обескураживать, но в рамках драмы может быть интересно — разыграть такую карту».



В сюжете «Лунатика» путаница не только с событиями, но и главными героями, — до последнего момента зритель не представляет, кто из персонажей реален, а кто — плод воображения: «…Я как бы играю двух героев, поскольку это две версии человека в её восприятии, поэтому временами он настоящий учёный и доктор. Но у него очень мягкий подход к больному и временами он совсем не врач. Он друг и любовник. Поэтому здесь удаётся играть с множеством граней персонажа и черт его характера, которые можно отобразить. И по факту герой в фильме — образ, созданный ею. На самом деле его нет, если понять всё до конца». И вот здесь, полагал актёр, есть довольно большая опасность «заиграться в эстетизм», увлечься эффектом внезапности и перехитрить самого себя. Такое чаще всего бывает при создании сериалов, когда сюжет пишется не сразу, а по мере съёмок. В случае с «Лунатиком» всё было традиционно — сначала полный сценарий, потом съёмки, так что все сюрпризы были, скорее, в том, чтобы сохранить напряжённость действия. «…Думаю, надо быть очень-очень аккуратными с аудиторией, — говорил Ричард, — потому что худший вариант драмы... такое часто проворачивают с мыльными операми, когда хотят избавиться от героя, и он вдруг приходит в себя, а всё оказывается сном, а дальше сюжет может двигаться, преподнося другую реальность. Это такой способ распыления всей истории. Вообще-то такое случалось со мной, когда я снимался в Великобритании в сериале “Призраки”, герой оказался не тем, за кого себя выдавал. И конечно вся история, которую ты создавал ранее, внезапно оказалась ложной и неуместной. Думаю, с этим нужно быть очень аккуратным, чтобы не предать зрителя, делая историю слишком непрозрачной. Один из рисков, которые существовали в случае с “Лунатиком”, — всё же позволять зрителю удерживать нить, не обжулить его в конце с объяснением. Надеюсь, нам удалось миновать этот риск». Ричард допускал, что рассказываемая история может быть долгое время не рассказываться до конца, но это не должно означать, что создатели не представляют, куда двигаться дальше. Иначе в какой-то момент понимание исчезает полностью, а вместе с ним и смысл смотреть. Иными словами, герой может меняться по ходу сюжета, даже полностью становиться другим. Но он не может изменить своей сущности, потому что есть опасность, что зритель перестанет его воспринимать.

Продолжение в следующем посте


- В наших силах решать только, что делать со временем, которое нам отпущено (с).
- I'm sorry sir, I can't answer this question (с).
Сообщение отредактировал LadyAragorn - Четверг, 23.11.2017, 15:27
Ketvelin
Сообщение # 60 | 23.11.2017 | 15:15
Группа: Друзья
Сообщений: 3153
Offline
 Лунатик / Sleepwalker (2017) — Часть 2

В этой связи очень важно, что одним из идейных мотивов фильма был мотив причуд памяти. Режиссёр решил обыграть это не только для персонажей, но и для актёров. Ричард ранее уже имел опыт задействования «обонятельной памяти» — в «Крусибле», — а музыка всегда была для него способом настроиться на роль. Поэтому они вместе с Эллиотом «подбирали музыкальный плейлист, …я много слушал Николетти [Джозеф (?) — сост.] и Макса Рихтера и вообще всевозможные звуки различной текстуры. А также ему было очень интересно ощущение запаха другими актёрами, поэтому он попросил подобрать варианты ароматов для героев, носить один, пока ты играешь одну версию героя, и другой, когда играешь другую. Таким образом, ты как бы даёшь своему партнеру по площадке в некотором смысле чувственную память, программируешь другого актёра этим».
Ричард был прав: чувственные виды памяти воздействуют прямо на подсознание, поэтому они более устойчивы, чем логическая память: «То же самое касается и вкуса. Если вспомнить Пруста, я изучал его в театральной школе, суть его историй всегда была в возвращении воспоминаний. И конечно этот фильм о мечте и о памяти. И все эти отсылки идут от запаха, вкуса и звука. Поэтому музыка, чей-то аромат или чай, который ты пьёшь, — всё это связано с глубинами нашего подсознания. И вас как человека вдруг внезапно настигает волна памяти, которая воскрешает что-то. Вы не всегда осознаёте, что это было, возможно кто-то просто прошёл мимо, и до вас дошёл его запах. Было очень интересно предложить такую манеру работы Ане. Поэтому дни, когда она оказывалась в больничном покое, её персонаж пах иначе, чем для того, с которым у неё были отношения».

Из-за неопределённости сюжета, нестандартности приёмов съёмки фильм не укладывается в рамки какого-то одного жанра. Ричард признавал, что целью было пробуждение у зрителей очень различных, порой противоречивых чувств, чтобы заставить их думать — сначала над сюжетом, потом над собственной жизнью: «Мне очень понравилась идея фильма как психологического триллера и возможность растревожить зрителей так, чтобы они не знали, что реально, а что нет. И думаю, если у кого-то бывали очень реалистичные сны, порой они возвращаются к тебе, когда ты проснулся, или моменты, когда ты очнулся от сна, а он был настолько реальным, что ты убеждён, что всё произошло на самом деле. <…> Мне понравилась идея, что зрители никогда не будут до конца уверены, спит ли главная героиня или бодрствует. …Вы очень уязвимы, находясь в таком неопределённом положении, и это была история, которая чрезвычайно меня занимала». Есть в фильме и элементы хоррора, но Ричард полагает, что это умно проведённая идея, заставляющая людей испытывать ужас не ради взрыва адреналина, а ради последующих поисков решения жизненно важных проблем. По мнению актёра, интерес к фильмам ужасов является следствием различных трансформаций общественных настроений, и очень важно понимать их природу и возможные последствия: «Занятно, что такого рода материал как ужас, который выходил на первый план в разное время, сегодня в приоритете. Или жанр — как они его называют? — “повышенный/усиленный” жанр, который своего рода ужас, претендующий на художественность. Не знаю, почему он обрёл такую популярность сегодня, но это так. Знаете, определённая доля дискомфорта в кинозале — это не то, чего я избегаю. Я недавно ходил на фильм “А теперь не смотри”, который показывали у меня в местном кинотеатре. Я раньше не видел его на большом экране и, не знаю, помните ли вы этот фильм с Дональдом Сазерлендом и Джулии Кристи, но я забыл, как… Понимаете, хоррор — это не обязательно головы, которые отрезают или которые летят на тебя с экрана 3D. То, что в твоём воображении, может быть гораздо более нервирующим, чем то, что ты видишь. Надеюсь, “Лунатик” будет именно таким, потому что у нас всех есть подсознание, так что это касается всех. Даже детей, ведь им снятся сны».



Поскольку в фильме много романтических отношений, было очень важно, чтобы актёры, игравшие главных героев, приняли друг друга. Ричард считал, что здесь всё сложилось как надо, — у них с Аной была настоящая химия: «Мы так прекрасно провели время, работая друг с другом. И вообще-то почти вся моя работа была с ней, тогда как она работала и с другими актёрами состава. По правде сказать, я чувствовал необходимость как бы оградить её, потому что мог видеть... Её героиня была такой хрупкой, но она и вела за собой весь фильм, поэтому я видел, ощущал этот вес на её плечах. Думаю, в этом отношении я был на одной волне с доктором Скоттом, начал ощущать как бы родительские чувства. С другой стороны, их ещё и связывают отношения, поэтому я не хотел, чтобы она пострадала. И тот, и другой аспекты словно эхом отдаются между актёром и героем. И мы поддерживаем связь: в прошлом году она играла в мюзикле во внебродвейской постановке, я был там, чтобы её увидеть. А затем сам вышел на сцену в том же месте в пьесе, которая вышла сразу после, и она приходила ко мне на спектакль. Так что это очень интересно, как маленькая нить отношений из фильма перешла в реальную жизнь. Я желаю ей самого лучшего и хочу поддерживать её как актрису, поэтому было очень приятно находить это через фильм. Она очень авантюрная и действительно довольно бесстрашная. То, что она сделала с фильмом, было очень смело и моментами дерзко».


Окончание в следующем посте

"Всегда найдется кто-то... [кто не согласен с тобой]" (с) RCArmitage
Сообщение отредактировал Ketvelin - Четверг, 23.11.2017, 15:29
Форум » Ричард Армитидж » Биография Ричарда Армитиджа » Биография Ричарда Армитиджа. Часть 2.
  • Страница 3 из 4
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Поиск:
Вверх
Хостинг от uCoz       Ричард Армитидж Online       2010-2024