Добавлено (24.09.2014, 21:25)
---------------------------------------------
Прочитала перевод твиттеровских ответов на твиттеровские же вопросы по спектаклю. Задумалась над ответом РА на вопрос "о каких аспектах жизни сегодняшнего общества говорит этот спектакль"... Кто хорошо разбирается в тонкостях англ языка, скажите, пожалуйста, то, что он  ответил, он с этим абсолютно согласен или просто констатировал факт?

Добавлено (26.09.2014, 18:26)
---------------------------------------------
Вы говорили, одной из плюсов этого спектакля для вас стала форма зрительного зала. Почему его круглая форма так важна для вас?

РА: Интересный вопрос. Потому что я работал в мюзикле под названием "Кошки" много лет назад, и все мои любимые пьесы в театральном училище шли на круглой сцене. Мои лучшее театральные работы проходили или на вращающейся, или на круглой сцене. Я люблю ту непосредственность и манеру исполнения, которые появляются, когда зрители принимают участие в спектакле. Мне нравится, когда они меня окружают. Это здорово, потому что ты должен видеть то, как аудитория реагирует на ход пьесы. В этой пьесе есть нечто особенное. Мы, как и зрители, становимся свидетелями того, что происходит, и видим друг в друге свидетелей. Я думаю, это заставляет зрителя стать участником пьесы, которую он пришел смотреть. Мне будет очень грустно увидеть, когда Олд Вик вернется в свое исходное состояние, но так как этот театр - национальное достояние, то это должно произойти.

Вообще-то мне хотелось бы побольше поговорить о чувстве присутствия зрителя. Вы ощущаете подчинение внутри аудитории или вас сбивали с толку действия тех, кто сидит в первом ряду?

РА: Зрители так же очаровательны, как и люди на сцене... Не визуально... Мое внимание приковано к 21 лицу, которые находятся рядом со мной в пределах сцены, но я должен чувствовать аудиторию, и мы ее прочувствовали. Как я уже говорил, зрители переводят дух вместе с пьесой, смеются вместе с пьесой, плачут вместе с пьесой, задерживают дыхание от потрясения и возмущения. Иногда ты можешь слышать эти звуки, которые по-настоящему подпитывают твою игру, заставляют тебя двигаться вперед и копать глубже. Понятно, что не обошлось без мобильных телефонов... Вообще-то нам очень повезло. У нас был только один или два подобных случая, и мы пришли к соглашению, что будем останавливать и не делать из этого проблему. Мне понравился тот факт, что зрители почувствовали, что им можно шуметь и что они находятся в том же мире, в котором находимся мы. Иногда приходилось просто слегка прикрывать глаза, когда рядом оказывался человек в очень яркой одежде. Кажется, Яэль на полном серьезе хотела, чтобы зрители двух первых рядов переодевались в черное, чтобы остальные зрители не видели ярких цветов в этом темном, угрюмом мире, но, на мой взгляд, этого было бы трудно добиться, и тем не менее, я действительно считаю, это хорошо, что мы видим глаза тех, кто сидит в первом ряду.

Я видел несколько постановок "Сурового испытания", но среди них не было ни одного спектакля с такой атмосферой, как у этого, все особые признаки которой мы ассоциируем с Яэль. Кажется, она должна иметь особую режиссерскую подпись. Насколько важным для вас оказалось то, что она привнесла все эти вещи в постановку, и что именно в ее руководстве по-настоящему помогло и спектаклю, и вам?

РА: У нее очень обостренное ощущение того, что она называет "viscera"... Мне пришлось залезть в Google, чтобы выяснить, что означает это слово! Это внутренние органы вашего тела. Именно там хранятся эмоции, которые находятся в вашем теле, а не в мозгах. Все, что выше шеи, - это интеллект, который на сцене тоже нужен, но Яэль интересуют переживания внутренних органов. Когда во 2 действии Чивер приходит, чтобы арестовать мою жену, я не чувствую это головой. Я чувствую это своим животом, своими коленками и своими кишками, и совершенно точно, что именно она запрограммировала меня на такую игру. Она очень тесно работает с Имоджин Найт - потрясающим режиссером по движению. Их обеих вдохновило стечение совершенно разных обстоятельств, когда мы слушали музыку Арво Пярта... Было такое впечатление, что все необходимые вещи сошлись в одно и то же время в одном и том же месте. Это произошло в день первой репетиции в том самом репетиционном зале с теми самыми людьми. Это произошло почти случайно.

Расскажите подробнее о том, что было, когда вы наконец-то собрались все вместе. У вас возникало чувство страха перед тем, что вам предстоит?

РА: Я помню, что мы никогда не рассаживались за столом, чтобы читать пьесу. Мы всегда делали это стоя. Мы начали работать над первым действием, после чего приступили ко второму. Потом мы снова вернулись к первому и проработали его вместе со вторым. Когда мы закончили с первым действием, помню, я подумал: "Господи, это было довольно трудно". А когда мы добрались до конца второго действия, я упал на колени, и меня вырвало в ведро. Просто от первого и второго действий... а под конец еще и третье. Когда мы наконец-то сделали все четыре действия, и я уселся в углу, и меня трясло. Яэль подошла ко мне и спросила: "Ты в порядке?" Я ответил: "Да... И нам предстоит делать это два раза по средам и субботам!"
Это немного напоминает марафонский забег, где ориентиры помогают не сбиться с пути, и ты понимаешь, мол, порядок, я на правильном пути. Есть место, где пьеса просто подхватывает тебя, а потом ты неожиданно обнаруживаешь себя за упавшим занавесом, но не знаешь, как ты здесь оказался... Какой там был вопрос?.. (смеется)

Продолжение следует (ждите вторую часть на следующей неделе)

Добавлено (26.09.2014, 18:31)
---------------------------------------------

Цитата иванна ()

скажите, пожалуйста, то, что он  ответил, он с этим абсолютно согласен или просто констатировал факт?

Добавлено (01.10.2014, 13:30)
---------------------------------------------
ТОЛЬКО ОДИН РАЗ!

Добавлено (02.10.2014, 17:38)
---------------------------------------------
Что вы испытываете в оставшиеся одиннадцать дней: чувство печали из-за того, что этот период заканчивается, или чувство удовлетворения?

РА: И то, и другое. Еще есть чувство "Сколько еще? Сколько мне еще осталось?" Я чувствую, что прогон спектакля заканчивается. Я постоянно думаю: "Не знаю, смогу ли я сделать еще один", но благодаря письму, которое читаю перед спектаклем, нахожу для этого силы. А благодаря нашей труппе у меня появилось чувство хорошо выполненной работы. Однако мы всегда должны двигаться дальше. Это именно то, что Яэль заложила в нас с самого начала. Даже во время последнего спектакля я буду перелистывать сценарий в поисках того, что мог пропустить; того, что мы не заметили. Во время такого долгого прогона, как этот... хотя 12 недель - это не так долго... самым лучшим событием для меня было что-нибудь новое, будь то новая идея или новая реплика, которую ты раньше никогда не слышал, и каждый раз я с благодарностью воспринимаю что-то новое, что помогает сделать этот спектакль лучше. Новая идея или новое слово дадут толчок и мне, и всей труппе из 23 человек, которых пьеса сплотила с самого начала. Никто не работал спустя рукава. Никто не отвлекался на телефонные звонки. Мы все были полностью сосредоточены.

Есть еще несколько вопросов, а в нашем распоряжении осталось всего 10 минут до того, как Ричард уйдет готовиться к вечернему спектаклю, так что мы зададим только парочку. Выберем их наугад. Вот один из лучших: "После столь сложной роли в течение нескольких недель вам не хочется сделать мюзикл или комедию?"

РА: Мюзикл - нет! Один из проектов, который мы рассматривали, была роль в комедии "Скиталец" не так давно, но мы не смогли найти подходящее место, и из этого ничего не получилось. Но да, комедия могла бы стать хорошим противовесом этой пьесе.

Вот интересный вопрос: "После такого длинного прогона вы сможете избавиться от Джона Проктора?"

РА: Эээ... На этот вопрос по-настоящему трудно ответить до тех пор, пока я не начну пытаться избавляться от него. Раньше мне задавали другой вопрос: как я выхожу из роли после спектакля? Это очень своеобразный процесс. Когда я ухожу со сцены, я иду в душ и смываю с себя все. И это носит некий символический характер: я как бы говорю спасибо, что вернулся и навестил меня еще раз. Мне кажется, что будет невежливо, если я попытаюсь отбросить его в торону, отделаться от него и от людей, ожидающих у служебного входа, но я пребываю в некоторой растерянности... Я слышу разговоры на расстоянии, но не вполне понимаю людей, потому что он все еще здесь, и я не сопротивляюсь этому. Я позволяю ему быть здесь, потому что завтра вечером он снова мне понадобится. Не знаю, смогу ли я избавиться от него. Я действительно пока этого не знаю.

Вот еще один вопрос: Есть ли у мистера Армитиджа любимая сцена или даже любимая реплика в "Суровом испытании"? Или такое место, где он думает: "Слава Богу, что все закончилось?!"

РА: Должен сказать, что моей любимой частью пьесы является начало второго действия. Думаю, Миллер написал первое действие как увертюру... Я люблю музыку и слушаю много классической музыки... Увертюра - это часть, в которой композитор демонстрирует все темы, которые вы услышите в остальных частях его произведения, а первое действие в пьесе очень бурное. Это словно репетиция событий, которые витают в воздухе. В начале второго действия оказываешься в центре очень болезненных, расползающихся по швам отношений, которые пытаешься наладить. Я просто люблю походить перед выходом на сцену и ощутить эту надвигающуюся угрозу, которую только что видел в увертюре, а потом решить, как мы будем отсюда выходить. Я очень люблю ту часть, где эти двое пытаются склеить свою жизнь и двигаться дальше.

Вы слушаете музыку за кулисами в своей гримерке, чтобы помочь себе сконцентрироваться?

РА: В основном я слушал композитора по имени Дэвид Дарлинг. Он написал великолепную сюиту для виолончели, которую я часто слушаю у себя в гримерке. Музыка Арво Пярта, которую я принес, была моим личным вкладом в постановку. А еще я слушаю музыку под названием "Forty Eight Responses to Polymorphia" Кшиштофа Пендерецкого, которая выводит меня из равновесия! Это скрипки, но они звучат подобно крику, вызывают у меня тревогу и помогают внести чувство дисбаланса в мою актерскую игру. Так что обычно в моей гримерке звучит музыка, которая отпугивает людей! Они подойдут, чтобы постучать в дверь, и уходят, мол, "Ох, нет... Я зайду попозже."

У вас есть какой-нибудь ритуал перед выходом на сцену?

РА: Во время четвертого действия меня рвет и я мочусь, но об этом никто не знает (смеется), так что я стараюсь не есть слишком много, потому что еда находит обратный путь. Я делаю физическую разминку. В самом начале пьесы у меня есть немного свободного времени, и я устроил себе нечто вроде ритуала, но не из суеверия, а просто потому что мне нравится отключить свет и посидеть в темноте.

После 13 лет вдали от сцены, пока вы снимались для кино и телевидения, после всей этой суеты, каково было возвращаться к дисциплине, когда нельзя выйти за установленные самим собой рамки, и следить за этим?

РА: Я всегда держал себя в рамках. Я играл в театре маленькие роли и долгое время чувствовал себя очень некомфортно в те несколько мгновений перед выходом на сцену, когда в горле появляется комок и ты до ужаса боишься сделать шаг, но, как это ни странно, вернувшись на сцену 13 лет спустя, я не чувствую этого страха... Я чувствую себя двигателем, который набирает обороты, чувствую, как у меня поднимается уровень адреналина. Перед первым выходом Проктора я смотрю на монитор, установленный прямо под сценой, слежу за ходом спектакля и замечаю, что меня заводит то, как кричит Бетти, когда она тащится вдоль сцены за Абигайль, что эти крики как бы побуждают меня к действию. Все страхи, которые я чувствую, как бы фильтруются через этот крик и толкают Проктора вверх по лестнице. Разумеется, жизнь героев пьесы наполнена страхом, так что все мы берем этот страх на сцену вместе с собой.

Местами это очень душераздирающая пьеса. Вы с коллегами собирались вместе после спектакля?

РА: Хотел бы, если б мог. Некоторые освобождались на 15 минут раньше, так что они приходили в бар первыми, но я не пью, так что меня, скучающего, отправляли домой. Так что пока мы не собирались, но соберемся...

Играя роль Джона Проктора, вы изменились как личность? И если да, то как?

РА: Мне жаль разочаровывать человека, который задал этот вопрос, но я просто не знаю. Предполагаю, что я чувствовал какие-то изменения, в которых, думаю, я открыл часть себя, или Проктор открыл часть меня, или каким-то образом я открыл часть Проктора. Я не знаю, что это за часть, но сначала она меня пугала, но боялся я недолго. (Бурные аплодисменты, и Армитидж быстро покидает сцену.)