Читайте также:
Моя первая встреча с Питером, Фрэн и Филиппой была отборочной. Мне дали прочесть сцену, которая была написана для проб, в книге она отсутствует. Именно в этот момент меня захватила идея, что книга станет основой гораздо более конкретного, широкого повествования. Мне дали прочесть ту сцену, где Торин разговаривает с Балином о том, кем когда-то были гномы и кем они стали, о том, зачем волшебник дал ему ключ и карту, но также и о том, что он не чувствует в себе сил, чтобы выполнить свое предназначение. С помощью этой сцены сценаристы создали полное представление об этом персонаже — его мечты, его горе, его опасения и его силу.
На протяжении всего съемочного процесса у меня была возможность обсуждать свои идеи с продюсерами. Часто идеи рождались во время обсуждения черновых вариантов сценария, или уже в процессе съемок. По мере того, как все мы узнавали и понимали Торина, работа шла легче. То, как этот персонаж выглядел, было в основном делом рук Питера, Фрэн и Филиппы, а то, как он двигался и разговаривал, - моих и Толкиена. Очень сильное впечатление на меня произвел карандашный набросок Торина, сделанный Джоном Хоу, особенно его руки, глаза и нос. Мне показалось, что они не сильно отличаются от моих собственных. А еще на том изображении о казался спокойным и задумчивым, чего не было в описании Толкиена. Это дало мне возможность добавить своих красок.
Однако самая захватывающая часть совместной работы - это не то, когда люди садятся и обсуждают вставлять ли какую-то идею в сценарий или фильм, а то, что идеи появляются в тот самый момент, когда в них есть необходимость. Так было много раз. Именно в такие моменты я чувствовал, что все мы находимся на одной волне. Мне не нужно было заучивать реплики. Мне кажется, когда Питер, Фрэн и Филиппа писали сцены с участием Торина, они – и это приятно осознавать – слышали мой голос. Я же, читая и представляя себе эти сцены, был настроен на неоклассицистскую волну, в которой пишут наши сценаристы: уничтожение королевства гномов можно сравнить с падением Великой Римской империи, а литературные и философские идеи находятся практически в одном ряду с греческой трагедией, иногда – с произведениями Шекспира. Я чувствовал, что могу позволить себе идти этим путем, потому что Торин страдает неким мегаманиакальным безумием, которое можно сыграть либо на всю катушку, либо никак.
Я всегда играю героев, которых создает их прошлое. Если его нет, то я обязательно продумываю их биографии. Для Торина это было сделать очень легко, так как Толкиен оставил о нем очень много материалов в других своих произведениях, но мне пришлось делать исследование о деталях его личной жизни типа "О чем шепчутся Торин и Двалин?" и "Какие отношения складывались между Торином и его сестрой Дис?" Мне казалось, что я могу придумать, какую роль в жизни Торина играли Фили и Кили.
Проблема Торина в том, что он появляется в этой истории как неудачник, но у него есть все, чтобы победить. Помню, когда впервые читал сцену на кастинге, подумал, что этот персонаж подобен дотлевающим углям в камине, хотя у него еще достаточно энергии и надежды, чтобы разжечь мощное пламя, которое однажды уже вдохновляло на битву великих воинов. Но также он может и потерпеть неудачу.
Последнее чувство знакомо мне самому. У меня никогда не было полной уверенности, что я смогу сыграть эту роль, и полагаю, что большинство других актеров чувствовали то же самое, и это одна из причин, из-за которой я никак не мог усидеть на месте во время съемок (наверное, я по натуре метроном). Я не мог успокоиться ни на минуту.
Торин такой же. Он не может спать спокойно с тех пор, как дракон изгнал их из Эребора. Дед Торина сошел с ума, а отец исчез за год до того дня, когда началось их путешествие. Желание отомстить Смаугу и Азогу, который обезглавил его деда, не покидает его. Это тяжкая ноша, и ему не с кем ее разделить.
Стремление вернуть родину его народу перемешивается с жаждой личной мести за уничтожние его семьи. Кроме этого, в глубине души у Торина дремлет неуемная тяга к золоту, унаследованная им от предков по линии Дьюрина, и подобно дракону, который пробудится, когда король вернется к Горе, эта дремлющая болезнь внутри Торина тоже проснется в нем. Он знает об этом и боится этого.
Так что горючим для "двигателя", который заставляет Торина вести гномов навстречу их судьбе, является его прошлое, а "передним приводом" - их будущее, их судьба, их пророчество. Это прекрасная возможность для персонажа проявить себя, потому что они постоянно находятся в движении, направляясь к тому, что вызывает у них страх, бегут от своего заполненного яростью прошлого.
The first meeting I had with Peter, Fran and Philippa was the casting. I was given a scene to read that was actually a construct – wasn’t from the book. It was at this point that I became really excited by the idea, that the book was going to be the backbone of a much more fleshed out, well rounded story. The scene they gave me to read was Thorin talking to Balin about who the Dwarves had once been, what they had become, why the Wizard had come to him with the map and the key, but that he didn’t feel he had the strenght to do this. In one scene, the writers had captured exactly what the character was all about – his dreams, his regrets, his insecurities, and his power.
Throughout the filming process, I was able to bounce my ideas around our forum. Often, ideas would spring from drafts of scenes being ‘workshopped’, or in progress. As well all grew to know and understand Thorin, the collaboration became easier. The way the character looked was very much in Peter, Fran and Philippa’s hands; the way he moved, spoke, and delivered the ideas on the page were mine and Tolkien’s. I was inspired very much by a particular pencil sketch of John Howe’s, particularly the hands, eyes and nose. I felt they weren’t dissimilar to my own. There was also a gentle, pensive attitude in the picture which I hadn’t seen in Tolkien. It gave me a useful colour to paint with.
The most exciting part of collaboration though, isn’t when one sits down to negotiate for ideas to make it into the script or film, but when they appear in the very moment when they are desired. This happened a lot. This is when I felt we were all in tune. The lines never had to be learned. I suppose Peter, Fran and Philippa were hearing my voice when they wrote a scene – another great compliment – and when imagining that scene, I was in tune with the flavour of neoclassicism that I felt our writers were enjoying – the Dwarf kingdoms felt like the great fallen Roman empires, and the literature and philisophical ideas were in line with Greek tragedy, at times Shakespearean. I felt that it was appropriate to allow myself to wander down that path, after all Thorin was heading for a kind of megalomaniacal insanity, which is a difficult thing to play without embracing that ‘full throttle’ style of art.
I always imagine characters who are defined by their history. If it’s not there then I will inevitably construct a detailed biography. For Thorin this was very easy as Tolkien had given so much material to us through various other sources in his literature, but I still needed to investigate a more domestic biography, ‘What do Thorin and Dwalin “chew the fat about”?’ or, ‘What was Thorin’s relationship with his sister Dis like?’ I felt that might inform how Fili and Kili would feature in Thorin’s life.
The difficult with Thorin is that he enters the story on the edge of failure, but with everything to win. I remember thinking when I first read the scenes for the casting, that here was a character who felt like a dying ember, yet with the energy and hope to reignite into the furnace that once powered this great warriors. But, he has all the potential to fall.
I connect personally with that last sentiment. I was never really sure if I could pull this role off; I felt secretly that many others also felt the same and it’s one of the reasons I could never sit down on set (I am a pacer, apparently). I could never rest.
Thorin is the same. He hasn’t slept easily in his bed since the Dragon expelled them from Erebor. Thorin’s grandfather went mad and his father disappeared a year ago to the day when the Quest begins. The desire for revenge upon Smaug and also on Azog, who beheaded his grandfather, has been bequeathed to him. That’s huge burden to carry, and one that can’t be shared.
The glory of returning his people to their homeland is also in the mix, along with the personal revenge on the slaughter of his family. Also, buried deep inside of Thorin is a dormant lust for gold, a lust inherited from the line of Durin, and just as the Dragon who will be woken when the King returns to the Mountain, so too that dormant illness inside of Thorin will awake. He knows this and he fears it.
So really, the ‘engine’ which brings Thorin to lead his fellow Dwarves to their destiny is fuelled by the past but is ‘front wheel’ driven, towards their future, their destiny, their prophecy. It’s a great place to imagine a character because they are always in flux, pulled towards something, which they fear, springing from a rage-fuelled past.
