Так много всего в этом интервью, ребята. Оно абсолютно великолепное. Так что устраиваемся поудобнее и наслаждаемся беседой Марка с абсолютно удивительным Ричардом Армитиджем.

Ричард Армитидж, добро пожаловать в “Бестселлерский Эксперимент”. Как нынче ваши дела?

Очень хорошо. Спасибо, что интересуетесь.

Мне очень приятно. Спасибо, что приняли участие в шоу. “Женева”! Женева. Я бывал там однажды проездом, по пути куда-то еще. Расскажите нам о “Женеве”.

Для всех участников это был такой себе эксперимент. В Audible мне предложили что-то написать. Я сразу же согласился, но потом возникло то присущее актерам чувство, что теперь-то мне придется потрудиться. Но в голове у меня уже давно назревал сюжет. Я развернул события в Женеве, потому что хотел, чтобы это был центр научных высоких достижений. Я поразузнал о Саре Гилберт, которая возглавляла программу разработки вакцины [от Covid] в Великобритании в компании AstraZeneca. Я был ею очарован и подумал, каково было бы, если бы такой персонаж, как она – лишь основанный на ней, оказался в центре криминального триллера – а именно он был в техзадании. “Женева” – это криминальный триллер об ученой, лауреате Нобелевской премии, которая прибывает в Женеву на конференцию, чтобы стать лицом нового лекарства от деменции. И в течение этой четырехдневной поездки с ней начинают происходить странные вещи – в ее собственном разуме, ведь ей диагностировали раннюю стадию болезни Альцгеймера. Так что тут немного науки, немного научной фантастики, немного криминала – всех тех интересных тем, о которых мы любим читать.

Фантастика, фантастический материал. И вы упомянули, что ваш протагонист Сара Кольер частично основана на Саре Гилберт.

Да.

Аудиокнига – а вы начитали аудиокнигу вместе с Николой Уокер, с которой прежде снимались в “Призраках”. Когда вы писали, вы думали: “О! Вот это отлично подойдет для Николы!” – или вы думали… или Никола подключилась к процессу позже?

Она подключилась позже. Я вообще-то не писал… Хотя нет, я писал так, словно слушал Сару Гилберт, она была таким хорошим вдохновителем. Надеюсь, ее это не оскорбляет, потому что жизнь моего персонажа совершенно не похожа на ее жизнь. Я позаимствовал только ее научный опыт в качестве фундамента. Я многих людей держал на примете, пока писал. Но потом имя Николы все чаще упоминалось ближе к концу процесса, и меня это очень воодушевило, потому что мне известно, какова Никола как актриса. Поэтому я начал слышать уже ее голос в голове.
Было интересно писать для Audible и изначально аудиокнигу, потому что ее услышат прежде, чем увидят глазами. Мы даже до сих пор не знаем, случится ли это. Процесс был совершенно другим, я проговаривал текст вслух, убеждаясь, что все слова звучат правильно. Но я знал, что голос Николы будет идеальным для этой героини. И она действительно не разочаровала, я был так впечатлен ее работой во время записи.

Потрясающе. Давайте вернемся к тому, как к вам обратились представители Audible. Ведь вы уже очень преуспевающий чтец аудиокниг: вы начитывали книги Си Джей Тюдор, Джой Эллис, Филиппы Грегори и хорошего друга нашего подкаста Л.Дж. Росс – вы начитали ее роман «Бедлам», очень здорово. Итак, Audible обратились к вам, они уже в курсе, что людям нравится ваш голос, но они пришли к вам с определенным ТЗ. Можете рассказать, из чего оно состояло?

Да. На самом деле это довольно интересно, потому что, очевидно, они владели данными о том, кто меня слушает и что еще эти слушатели предпочитают, каким книгам больше всего подходит мой голос. И криминальный триллер оказался тем самым коктейлем, который нравится всем. Не только исходя из того, что я начитывал для Audible, но и из того, в каких сериалах я снимался. Много сотрудничал с Харланом Кобеном, и тот же упомянутый сериал «Призраки». Ощущение было такое, что, когда они обратились ко мне с предложением, они держали руку на пульсе того, какова моя энергетика. Но это не было прямым предложением. Они интересовались, что я об этом думаю, не хочу ли я взять писателя-призрака. Но я сказал, если возьмусь писать, я действительно буду писать сам. Потому что мне потом произносить эти слова, и я не мог бы смириться с тем, что читаю чужой текст, выдавая его за свой. Я пока не дошел до этого.
Был процесс, в ходе которого я должен был проявить себя перед ними, прежде чем мы возьмемся за это. В прошлом я много писал – не для публикаций, для себя лично, – поэтому знал, что у меня есть своего рода авторский голос. Но должно ли это было быть… Знаете, то, что они себе предполагали, также задавало направление. Но как только мы нашли верный путь и двигались вместе, процесс стал легким и приносил мне истинное удовлетворение.

Вы должны были предоставить аннотацию на страницу, скомпилировать что-то или это просто было в формате беседы с ними?

Кажется, все началось с беседы, затем я должен был представить около 5 000 слов. Хотя нет, сперва была трактовка сюжета, а затем образец текста на 5 000 слов, чтобы они представляли, каким образом я выстраиваю предложения, будет ли это… Просто как это будет звучать, как ощущаться. И я узнал… Позже я вернулся к этому образцу, когда закончил книгу, чтобы сравнить, каким был [мой стиль], когда я только стартовал. И это возвращает к тому, кем я являюсь по сути, какой опыт и образование у меня за плечами. У меня было ощущение, что я слегка перебарщиваю, забрасываю слишком много ингредиентов, потому что хотел доказать что-то себе в интеллектуальном плане. Но по ходу дела я осознавал, что на самом деле суть не в том, а просто в хорошем повествовании. В том ключе, в каком я хотел бы рассказать историю. Потому что именно это и будет происходить буквально: я буду сидеть перед микрофоном и читать историю. Но в процессе я выяснил, каковы мои вкусы, и это было увлекательно.

Отлично. И что же именно выяснилось?

Такое понятие как структура предложения, звучание слов, ритм. Знаете, изначально я был музыкантом, играл на флейте и виолончели, у меня за плечами танцевальный опыт. Поэтому песня… Песенный и танцевальный, я был актером музыкального театра, прежде чем поступить в театральную школу. Поэтому все те мелочи, которые я списал со счетов много лет назад, начали возвращаться в мою жизнь. Потому что у меня действительно есть определенный вкус к тому, как слова звучат… Это довольно сложно описать. Я однажды работал с автором пьес Майком Бартлеттом, который был барабанщиком. И его работы так синонимичны с ритмом барабанов. Я думал о нем, когда писал. О том, что, когда история начинает обостряться, по мере того как ты ее рассказываешь, тебе нужно, чтобы слова становились емче, резче, когда ты… И по сути, если перемудришь с чем-то, когда действие должно сжаться и стать стремительнее, будет очень сложно это изобразить. Я практически был диджеем своего текста, пока работал над ним.

За годы чтения аудиокниг было ли что-то – вам не обязательно указывать имена или названия, – что авторы писали, а вы думали: “Oх, хотел бы я, чтоб ты этого не делал”, или что было трудно сказать или выговорить? Есть ли какие-то схожие черты авторских приемов, из которых вы вынесли урок и подумали, что в своей книге вы такого не сделаете?

Да. Да-да, однозначно. Знаете, я… Одна из отрад моей жизни в том, что мне довелось прочесть такой широкий спектр литературы от Диккенса до… Я читал Марка Аврелия в этом году, “Гроздья гнева”, а затем Джой Эллис и упомянутых вами Л.Дж. Росс и Си Джей Тюдор. Я скрутил себя узлами… Агата Кристи была одним из них. Я читал ее книгу – про нее можно говорить, ведь она умерла и уже не обидится. Помню, как я читал Пуаро и был так воодушевлен. Она поместила события во Францию, кажется, то было “Убийство на поле для гольфа”, и вот я начал читать и понял – она прописала так много героев, и все они французы, а у меня только один французский акцент в арсенале. И я подумал, как же я буду различать всех этих людей?! Так что я позаботился о том, чтобы каждый персонаж был узнаваемым, но не описывал их слишком подробно. Я хотел предоставить публике общую картинку того, кем они являются, но не слишком детализировать, чтобы читатель не был зажат [в рамки этого описания]. А также я думаю, что одна из вещей, особенно в криминальной литературе или очень сюжетной работе, заключается в том – и я последовал этому совету, думаю, он был от Маргарет Этвуд в одном из ее мастер-классов, – что связать все свободные концы, в то время как это может иметь смысл, это не всегда так приятно, и иногда можно оставить вещи необъясненными. И чем больше ты пытаешься объяснить что-то, чтобы оно имело смысл, тем больше ты запутываешься. И иногда это как “А давайте удалим всю ту информацию, которую я вам дал, чтобы попытаться объяснить, почему это произошло, и просто оставим все в подвешенном состоянии”. Так что нам не обязательно все показывать. Поэтому мы с моим редактором – и в моей актерской работе это тоже имеет место – использовали прием “знай, а не показывай”. То есть просто знай что-то, но не демонстрируй этого или не слишком подробно разъясняй. Потому что у меня есть склонность желать доказать себе что-то, говоря, что это действительно имеет смысл, мол, смотри, вся эта последовательность имеет смысл, и я покажу тебе, как это имеет смысл, показав каждый дверной проем и каждый проход. Но это может действительно утяжелить текст, и, очевидно, части истории действительно должны иметь смысл, поэтому я и отправился в Женеву.

Да, я хотел бы поговорить об этом через минуту, только вернусь к вашей актерской работе. Насколько я понимаю, и поправьте меня, если я ошибаюсь, но я слышал, что, когда вы беретесь за роль, вы пишете обширные биографии для своих персонажей, вы исследуете всяческие предыстории. Также вы делали и с “Женевой”? Было ли… был ли процесс написания более обширным?

Абсолютно, да. Именно тогда я и понял, что у меня есть способности и склонность к писательству. Потому что, когда я разрабатываю персонажа, одна из вещей, которые мне действительно нравятся в актерской игре, это то, что я беру на себя управление персонажем на его ранних стадиях, как вы говорите, пишу биографию. И я делал это с тех пор, как учился в театральной школе. И это включает в себя определенное количество свободного мысленного потока. И мне очень нравится тот момент, когда ты только начинаешь писать и еще не планируешь, что собираешься написать, это просто исходит из той части твоего мозга, которую ты не контролируешь. И когда пишешь [книгу], это тоже довольно интересно. Так что, первым делом утром или вечером, когда мозг более расслаблен и менее заражен событиями дня, могут произойти самые разные вещи. Они не обязательно станут неотъемлемой частью того, что пишешь, и ты… Чаще всего, когда пишешь биографию, никто никогда не будет это читать. У меня есть книги, и книги, и книги всякой всячины, которые никто никогда не прочтет. И всплывали вещи, о которых я думал: “Это не важно для персонажа, но действительно интересно, откуда они взялись”, потому что я как бы вытягивал воспоминания, о которых забыл. А также вещи, которые немного напоминают дежа вю, когда думаешь: “Я никогда не испытывал этого”, но они исходят из какой-то истины, которая… И опять же, я пишу это от руки, а не на компьютере, так что через взаимосвязь руки и глаз, как бы это ни называлось, подключаешься к своему мозгу. И я действительно люблю это делать. Я не писал это для книги, но процесс создания биографий персонажей – это я делал. Я написал обширные биографии для двух главных героев. Потому что я знал, что, поскольку писал более оптимально, все эти нити, которые ведут в очень богатый Сад… Знаете, это ведь как посадить сад: ты сажаешь множество семян, которые затем можешь использовать позже по ходу процесса или не использовать. Но делать это было очень приятно.

Замечательно. И как выглядят эти биографии? Я знаю, вы говорите, что они не для чужих глаз, никто кроме вас не будет их читать. Но это что, просто мысли, излитые на страницу, или нечто более конкретное: такие вещи как рост и цвет глаз, место рождения и тому подобное? Или комбинация того и другого?

На самом деле это выглядит как разборчивый свиток. Но у меня как бы есть первоначально… У меня есть контрольный список, который восходит к моей работе в театральной школе. Это почти три листа бумаги контрольного списка вещей, которые почти как небольшая викторина о моем герое. Я составляю его в первую очередь. Что-то вроде того, откуда они, где они получили образование, каковы их политические взгляды, кто их вдохновляет, какие книги они читают, какую музыку слушают, какая у них любимая еда. Все эти вещи, которые просто заполняешь, еще даже не начав узнавать, кто они такие. Делаешь это, а затем уже размышляешь о персонаже… И я говорю так, потому что, когда создаешь персонажа для экрана, ты используешь частички себя. Так что речь всегда идет о программировании достаточного количества памяти и опыта, чтобы казалось, будто это целая жизнь. Очевидно, невозможно взять и написать всю жизнь, потому что в моем случае это будет 51 год информации. Но важные моменты в жизни этих людей, которые, возможно, повлияли на то, где они находятся в своей жизни прямо сейчас, я просто пытаюсь наметить эти вещи. Например, где они – в случае с этой книгой, с “Женевой” – как эти двое стали парой и как отношения в их браке стали напряженными. Я просто подумал: “Так, важно знать, как они познакомились, где они познакомились, какими они были, когда встретились молодыми людьми, и что изменилось в их жизни с рождением дочери; откуда она родом, откуда он”. Все эти вещи, которые просто… Ты можешь расширить их, и это действительно приносит удовлетворение. И ты можешь менять их, конечно, можешь взять и дооснастить. Если в дальнейшем это не сработает, я просто вернусь и изменю биографию. Потому что это мой мир, который я создаю.

Блестяще. Блестящий материал. Вы упомянули исследования, упомянули поездку в Женеву… Как известно, вы перетерпели пытку водой в “Призраках”, и вы будете делать такое исследование, касающееся физических моментов [для роли]. Было ли еще что-то, что вы делали для “Женевы”, кроме поездки туда?

Опять же, я воскрешал некоторые воспоминания об исследованиях для роли, которую я играл в спектакле в театре Бирмингема еще в конце 90-х. Он назывался “Четыре Алисы Бейкер” и рассказывал о генетическом клонировании. Частично это исследование привело меня в Кембриджский университет. Я вошел в здание, снял с крючка белый халат и просто оказался в лаборатории… Это в моем воображении я вломился в лабораторию и произвел исследования таким образом. Но на входе никого не было, и я просто стоял и смотрел на людей с пипетками и прочим, и никто даже головы не поднял. Этот опыт в лаборатории запустил некоторые вещи [необходимые] для сериала… для книги. Опять же, это комбинация фактов и художественного повествования, и мой “художественный” ум может делать то, что захочет. [Это происходит так:] вы находите кровеносные сосуды, которые приводят обратно к фактическому событию. Итак, нейронный имплант. Думаю, он сейчас находится в производстве, вернее, в разработке самого богатого человека в мире. Это было одной из тем для вдохновения. И такого рода прочее. Я также много путешествовал в горы, и мне нравится идея сделать историю высоко [в горах]. Я очарован архитектурой. Я достал кучу изображений того, как бы выглядел институт Шиллера. По сути, я создал здание в своем воображении и потом нашел фото того, как бы выглядел институт. И когда я принялся за написание, то фактически мог описать, как выглядели грани стекол и остальные детали вроде того. Делать эту работу так радостно.

В какой части процесса вы этим занимались? Это было до написания текста, во время или после? Или в комбинации?

Я собирался сделать это посередине, потому что хотел втиснуть под это дерзкую лыжную поездку, но должен был заняться другой работой. На самом деле мне нужно было сделать это в самом конце, но я оставил в книге небольшие зацепки, куда я вернусь и наполню ее подробностями. Такими вещами, которые вы [конечно] можете найти в Google или Google Earth, просмотреть на Google карте, но вот по улице мимо вас шел прохожий и он оказался в красном пальто или что-то в этом роде – те вещи, которые вы не можете спланировать. Или как дул ветер в определенный день, как выглядели парки, какие деревья были там. Я просто чувствовал, что хочу пойти и увидеть это своими глазами. Я просто хочу убедиться, что вся география была правильной, что путешествия заняли у них нужное количество времени. Потому что меня очень раздражают эти вещи, когда я вижу по телевизору, что из Манчестера в Ливерпуль можно добраться за 20 минут. Все те вещи, которые беспокоили меня – я хотел убедиться, что это работает [как надо]. Но это было... это было ближе к концу [работы с книгой], я бы сказал.

Мой любимый из таких моментов в фильме “Робин Гуд, принц воров”, где они сходят на берег в Дувре, и он говорит: “Сегодня вечером мы будем в Ноттингеме!”

Им повезет, если так!

Да уж, даже сейчас это невозможно, приятель!

Знаете, и даже промо-ролик мы снимали в самом-самом конце дня. Когда они нашли место для промо, это была такая подвесная стеклянная коробка, о которой я не писал, но я понял, что было бы так здорово внести это в книгу. Так что я вернулся к тексту на самой поздней стадии, чтобы добавить мельчайшую деталь, которую я сместил, потому что подумал, что это было бы… Я хотел, чтобы все это выстроилось и сошлось. Опять же, это мой мир, и я могу делать с ним, что пожелаю, пока позволяет дедлайн.

Точно… точно. Я читал где-то, что вы написали что-то вроде образца для “Женевы”. Это верно? Что вы можете рассказать нам об этом?

Да, были различные этапы, которые, я думаю, сработали для меня. Я не знаю, как писатели это делают, но я [делал это так: сначала] создал собственную трактовку, затем – образец письма. Потом я написал довольно подробный план того, какой должна быть история. А затем мы пошли с моим редактором намного дальше и создали… Я проработал, каким должно быть необходимое количество слов, поэтому примерно понимал, сколько глав я планировал, и разбил их, чтобы написать очень короткий абзац о происходящем в каждой главе. Так что это немного похоже на работу на ТВ, потому что все снимается не по порядку – каждая сцена описывается в чек-листе определенным образом, так что сцена занимает четыре страницы, но там просто описывается, что происходит с этим человеком в данном эпизоде. Так что я прописывал эти вещи, которые должны были произойти в каждой главе. Потому что я знал, что буду параллельно работать на съемочной площадке, и мой мозг будет занят другим. Поэтому мне нужно было возвращаться [к этим записям] и разбираться, и они были действительно полезными. Я мог просто углубиться в главу и понять, что в этой главе мне нужно перейти от А к Б, и как я это сделаю.

А где вы сохраняли записи – просто использовали Word или определенное ПО?

Я использовал… я начал использовать Ulysses, поскольку работаю на Mac, но потом перешел на Word, что намного более полезно, потому что редактор могла потом выбросить что-то или внести свои комментарии.

Вы упомянули своего редактора. Очевидно, что это абсолютно новый процесс для вас – работать с редактором и погружаться в целый процесс публикации чего-либо, а после и записи. Были ли какие-то большие сюрпризы, было ли то, чего вы не ожидали?

Работать с редактором – это немного как работать с режиссером, поскольку ты ставишь себя на кон, и ты должен принимать мнение и видение другого человека. Ты должен быть податливым. Я достаточно хорош в этом. Я хорошо иду на уступки. Но иногда нужно принимать и то, что мой вкус и их – разнятся. К счастью, у Джозефин Лейн, моего редактора, похожие со мной вкусы, и она очень опытна. И она знает данный формат, этот жанр очень-очень хорошо. Для меня это было в новинку, я не очень-то осознавал, как писать в данном формате, потому что я ощущаю это так: если ты в фильме ужасов – ты не знаешь, что ты в фильме ужасов. Это задача режиссера. Я старался не писать в стиле триллеров. Однако в тексте также довольно много личных вещей, о которых редактор не обязательно знает, что они очень личные. Но я думаю, и хорошо, что не знает, потому что ты должен отступить и быть объективным к собственной работе. Процесс чистки [рукописи] был довольно болезненным в начале, но я полностью вошел в курс дела и понял, почему что-то нужно было убрать, по какой причине что-то не работало. Но в то же время это был мой первый текст, поэтому я знал, что мне есть что доказывать. И потому я уперся в некоторых моментах, которые непреклонно хотел оставить. Но это переговоры, и она была великолепна. Я уверен, что все в Audible, вероятно, немного нервничали, потому что на какое-то время ты совершенно замолкаешь [от тебя нет вестей]. Написание заняло у меня год или около того. Этот эксперимент мог быть абсолютной катастрофой, но я уверен, они придали бы ему форму. Я просто хотел убедиться, что, прежде всего, это были мои слова, поэтому любые поступавшие предложения я должен был оформлять в собственные слова. Но опять же, это процесс обучения, и я рад, что я довольно гибкий человек, и это совсем не было болезненно.

Согласен, в этом все и дело. Ранее вы упомянули Харлана Кобена – он знает кое-что о написании триллеров. Вы дружны с Харланом? Обращались ли вы к нему за советом?

Интересно, что вы об этом заговорили. Это буквально следующая мысль, которая пришла мне в голову. Мы собираемся снова поработать вместе в следующем году. У нас была встреча за чашкой чаю, и я попросил его прочитать книгу, но я так нервничал! Потому что… ты ступаешь на немного другой путь – а я чуточку ступил на его путь. И сделал это в то время, когда проходил довольно объемный этап редактирования, когда было удалено довольно много. Я спросил: “Как у тебя с редактурой? Как ты с ней справляешься? Каков твой процесс?” И конечно, потому что на сегодняшний день он уже весьма опытен, он сказал: “Меня довольно немного редактируют”. Думаю, сейчас он уже знает свое дело, свой стиль, так что редактируют его довольно мало. Я пробовал писать, как Пруст, а мне сказали: нет-нет-нет, ты должен превратить это в триллер в аэропорту. Но в следующий раз я буду знать лучше [как писать].

Блестяще. Я хочу вернуться к тому, что вы сказали ранее о том, что писали что-то, но писали для себя. Имелись ли ввиду биографии персонажей или вы писали до этого прозу? Если да, то что это было?

Нет, я не писал ничего, что ждет публикации. То, что я писал – это были биографии героев или дневники. Я работал над адаптациями нескольких книг, которые мне было бы интересно разрабатывать для телевидения. Я написал первую серию, чтобы посмотреть, сработает ли это. Прямо сейчас я работаю над книгой – одной из книг СиДжей Тюдор “Похищение Энни Торн”, мы разрабатываем сценарий. Я сделал первый набросок того, какой может быть первая серия, и написал это. Конечно, я не был тогда признанным писателем, но наверное, теперь мне доверяют. У нас есть и другой писатель, но эти вещи – не думаю, что они бесполезная трата времени – это что-то вроде того, как необходимость качать мышцы, чтобы увидеть, работают ли они. Зато когда вы приступаете к процессу с писателем – а сейчас я работаю с писателями, редактирую и адаптирую вместе с ними: с очень опытным Тимом Дайневором и менее опытным писателем Зарой Саймс, – очень полезно понимать структуру повествования и диалога. Многие писатели хороши в [изложении] сюжета, но когда дело доходит до диалогов, они могут застрять. Мне повезло, что я прочитал много книг, а также множество сценариев. Ты получаешь роль только в одном проценте от всего, что ты читаешь, и я прочитал огромное количество [текстов]. Так ты получаешь доступ к большому количеству человеческих голосов. Думаю, все эти вещи становятся довольно полезными.

Вы упомянули диалог и то, что писатели могут застрять, когда дело доходит до диалога. Есть ли какие-то распространенные ошибки, которые вы видите в диалогах и хотели бы, чтобы сценаристы их поправили?

Когда я был в театральной школе, я очень увлекся Дэвидом Мамметом…

О, и я тоже!

“Правда или ложь” – одна из великих книг по актерскому мастерству, из тех книг, которые я люблю.

О, фантастическая книга.

Да. Опять же, Дэвид Маммет… Думаю, Бартлетт, о котором я говорил, идет тем же путем, что и Маммет. А также Пинтер. [Я] в некотором роде одержим Пинтером. Он сказал кое-что интересное в одной из своих книг о писательстве и творчестве: люди на самом деле не объясняют, кто они такие, будучи персонажами [повествования]. Они демонстрируют характеристики, и другие люди будут описывать их, но очень редко персонаж говорит вам, кто он, в своем собственном диалоге. А также часто [так бывает] в сценарии, когда сценарист изо всех сил пытается выстроить сюжет истории, он вкладывает его в диалог персонажа, и ты чувствуешь, что тебе приходится объяснять сюжет через свой диалог. Мы называем это экспозиционированием. Потому ты пытаешься вырезать его, чтобы не чувствовалось так, словно ты рассказываешь сюжет. Думаю, это то наблюдение, которым я занимался всю мою актерскую жизнь, заключающееся в том, что сходящее с наших уст часто скрывает то, что мы чувствуем, а не объясняет это – если только вы не в Америке! Потому что они делают все наоборот, говоря все, что они чувствуют. Но большую часть времени мы скрываем то, что ощущаем или о чем думаем, за чем-то другим. И Пинтер потрясающе делает это: если вы посмотрите на его [тексты], некоторые его реплики настолько неясны, что вы скажете что-то типа: “что это значит?” А это не значит ничего – лишь прячет что-то другое внутри. Я люблю такие вещи, люблю подтекст, люблю загадку, таинственное искажение, когда думаешь “ что, черт возьми, это значит?” Так что да, мне очень это нравится.

Мне довольно-таки повезло увидеть съемки “Смотрителя” с Дональдом Плезенсом, и Колин Ферт играл Астона. Ах, это просто взорвало мой мозг! Мне было лет 17, и я такой: “Как бы я хотел писать так!” И я пытался это делать с тех пор. Сейчас у вас появился вкус. Вы упомянули, что писали сценарии, но сейчас почувствовали вкус к написанию романа. Мы не знаем, будет ли он в мягкой, твердой обложке или любом другом издании. Но теперь, когда вы сделали это однажды, думаете ли, что будет продолжение последует? Не захотите ли вы вернуться и сделать это снова?

Знаете, это похоже на чтение книги – когда книга, которую ты полюбил, подходит к концу, ты чувствуешь легкую горечь, поскольку больше не будешь с этими людьми. Ведь ты вложил в них так много времени. У меня было такое в конце “Женевы”. Когда книга была записана и закончена, я почувствовал что-то типа “А, с кем же я буду теперь играть?” Словно мои друзья ушли, потому что… это так странно: ты создаешь мир, своих персонажей, оставляешь их на какое-то время, уходишь и занимаешься чем-то другим – возвращаешься, а они были заняты, ни развиваются. И это как будто ты даешь им собственную жизнь. Поэтому я скучаю по персонажам и отчаянно пытаюсь снова вернуться в “суп” сочинительства. Так что первое, что я сделал – это позвонил моему литературному агенту и сказал: “Могу ли я сделать это снова?” И он ответил: “Хорошо. Знаешь, давай закинем удочку, порасспрашиваем вокруг.” Но, конечно, я нетерпелив, так что я уже начал писать трактовки для пары других историй на всякий случай. Мне нравится, когда что-то “кипит на плите”, к чему я медленно добавляю ингредиенты, так что да, у меня есть пара трактовок [историй], которые расширяются и становятся более подробными. Я бы очень хотел повторить это снова.

Блестяще. Слушатели, роман “Женева” где-то там – эксклюзивно для Audible на данный момент. Так что идите, побалуйте свои уши им и проведите время абсолютно захватывающее. Ричард, большое спасибо за то, что поговорили с нами сегодня, я очень ценю это и надеюсь поговорить с вами снова.

Спасибо, что пригласили меня.